Роберт Харрис - Призрак

— А можно спросить, какими были эти обвинения?

Я представил себе, как Райкарт и гаагский обвинитель выпрямились бы в своих креслах, если бы они прослушивали эту запись. Мне снова пришлось сглотнуть. Мой голос звучал приглушенно, как будто я бубнил слова во сне или говорил на большом расстоянии. На записи последовавшая пауза была довольно короткой, но в тот момент она показалась мне почти бесконечной. Тон Лэнга, когда он заговорил, был смертоносно язвительным:

— Я не склонен повторять такие бредни.

— Они каким-то образом были связаны с ЦРУ?

— Ну, конечно, вы уже все знаете, — со злостью сказал Лэнг. — Иначе зачем вам понадобилось бы встречаться с Полом Эмметом?

На этот раз пауза на записи была такой же длинной, как и в моей памяти.

Оглушив меня своей догадкой, Лэнг посмотрел в окно и отхлебнул из бокала. Внизу под нами появились несколько изолированных огоньков. Наверное, это были корабли. Взглянув на Адама, я понял, что годы оставили на нем свой отпечаток. Усталые морщинки собрались вокруг глаз, под челюстью отвисла кожа. Хотя, возможно, виной тому был не возраст, а нервное истощение. Я сомневался, что с тех пор, как Майк бросил ему вызов, Адам мог спокойно спать по ночам. А с того времени прошли уже недели. Когда Лэнг снова повернулся ко мне, гнев исчез с его лица. Осталась лишь огромная усталость.

— Я хочу, чтобы вы поняли меня, — сказал он с нотками просьбы. — Все мои поступки на постах партийного лидера и премьер-министра — повторяю, все мои поступки — совершались по глубокому убеждению в их необходимости.

Я промямлил в ответ что-то невразумительное. Мое состояние приближалось к ступору.

— Эммет сказал, что вы показывали ему какие-то фотографии. Это верно? Могу я на них посмотреть?

Мои руки слегка тряслись, когда я, вытащив пакет из сумки, подтолкнул ему через стол пачку черно-белых снимков. Он быстро пролистал первые четыре фотографии и остановился на пятой — той, на которой они с Эмметом стояли на сцене. Вернувшись к началу, Лэнг начал просматривать снимки заново, задерживаясь над каждым из них. Не отрывая глаз от фотографий, он тихо спросил:

— Где вы достали их?

— Макэра заказал эти снимки в архиве. Я нашел их в его комнате.

Второй пилот включил интерком и попросил нас пристегнуть ремни.

— Странно, — прошептал Лэнг. — Странно, что все мы с возрастом меняемся, но в то же время остаемся прежними. Майк ничего не говорил мне о фотографиях. Будь проклят этот чертов архив!

Разглядывая снимок с пикником на речном берегу, он мечтательно прищурился. Я заметил, что его взгляд был прикован не к Эммету, а к девушкам.

— Я помню ее, — сказал он, тыкнув пальцем в снимок. — И ее. Она написала мне однажды, когда я был премьер-министром. Рут это не понравилось. О боже!

Лэнг провел рукой по лицу.

— Рут!

На миг я подумал, он был готов разрыдаться. Но когда Лэнг снова посмотрел на меня, его глаза были сухими.

— Что вы намерены делать дальше? Как проведенное вами расследование повлияет на вашу работу?

В иллюминаторе появились узоры огней. Я видел фары машин на дороге.

— Клиент всегда имеет последнее слово в вопросах выбора того материала, который должен остаться в его книге, — сказал я. — Обычно так всегда происходит. Но в данном случае, учитывая те подозрительные обстоятельства…

На записи мой голос был заглушён громким шелестом, когда Лэнг склонился вперед и схватил меня за предплечье.

— Если вы имеете в виду Майка, то позвольте мне сказать, что я был жутко напуган его гибелью.

Он буквально буравил меня взглядом, стараясь изо всех оставшихся сил убедить меня в своей искренности. И я должен признать, что, несмотря на все возникшие сомнения, это ему удалось. Я и сейчас уверен, что он говорил мне правду.

— Если остальные мои слова кажутся вам ложью, то хотя бы в это поверьте. Я не виновен в смерти Майка, и та картина в морге останется в моей памяти до последнего дня. Я убежден, что его гибель была несчастным случаем. Ну, ладно, предположим на миг ради спора, что она была не случайной.

Его пальцы еще сильнее сжали мою руку.

— А о чем он думал, когда поехал в Бостон к Эммету? Майк крутился в политике достаточно долго и должен был знать, как опасно совершать такие поступки — особенно когда ставки настолько высоки. В любом случае, он сам убил себя. Типичное самоубийство.

— Вот это меня и тревожит, — сказал я.

— Но вы же не думаете, что вас ожидает подобная участь? — спросил Лэнг.