Максим Теплый - Архив шевалье

– Ну что, юноша, сколько бутылок водки вы пытаетесь незаконно провезти через границу нашей социалистической родины? А? Признавайтесь!

Беркас густо покраснел, так как на дне огромного чемодана, набитого до отказа в расчете на почти годичное проживание за рубежом, действительно лежали в ряд четыре бутылки «Пшеничной», из которых две провозились сверх разрешенного лимита. Опытные люди посоветовали: вези больше. Найдут лишнее – отберут. С поезда все равно не ссадят…

Сосед заметил смущение Каленина и снова подмигнул.

– Значит, так. У меня лишних целых пять штук. Давайте ваши… сколько?

– Две!

– Две. Отлично. Всего семь. Отдадим проводнику – я договорился. Он провезет без проблем. А вот это, – мужчина ловко извлек из потертого портфеля бутылку армянского коньяка, – мы откроем сейчас. У меня такая традиция: обязательно выпить сто грамм за отъезд. И давайте знакомиться. – Мужчина дружелюбно протянул широкую ладонь: – Куприн Николай Данилович, дипломат, работаю в советском посольстве в Бонне.

– Каленин. Беркас… Сергеевич. Я аспирант, еду на стажировку в Боннский университет.

– Как вы сказали: Беркас?

Каленин привычно вздохнул, давая понять, что ему не впервой объясняться по поводу своего странного имени:

– Это имя такое… древнеримское. Дед настоял, чтобы так назвали…Я не пью.

– Я тоже не пью, но за отъезд надо. Тем более открытую бутылку таможенники не заберут. С собой провезем! – Куприн раскатисто захохотал. – Да вы не думайте ничего такого. Водку и коньяк можно запросто купить в посольском магазине. И стоит это – сущие копейки. Просто традиция у нас такая: непременно привезти из Союза бутылочку-другую. Вроде как привет с Родины. Вот и хитрим с таможней. Немцам, кстати сказать, все равно. Они не интересуются нашими чемоданами. Вези что хочешь! А вот поляки после Бреста обязательно все перевернут. Каждую пачку сигарет пересчитают. Ну что, поехали, Беркас Сергеевич? – Куприн поднял стакан, наполовину наполненный янтарным напитком. – За знакомство и за отъезд!

Каленин отхлебнул из стакана, скривился и в очередной раз подумал о странностях человеческих привычек – как можно всерьез любить вкус этого отвратительного напитка, пахнущего старыми простынями и еще чем-то неприятным.

– А водку для чего везете? – неожиданно спросил Куприн. – Вы же непьющий?

– На сувениры, – засмущался Каленин.

– Правильно! – энергично согласился Куприн. – Вот все свои четыре бутылки и будете раздавать в течение года! – Он снова заливисто захохотал. – Эти глупости – про необходимость везти побольше водки – придумывают так называемые бывалые посетители капстран. Мол, водка – лучший подарок! Небось и супы в пакетах везете? И копченую колбасу, которую в очередях с боем добывали?

– Водку тоже в очереди, по карточкам… – буркнул Каленин.

– Глупости все это. Все это можно купить в Бонне дешевле, чем в Москве. Месячная стипендия стажера сделает вас в Германии настоящим богачом. Стипендия-то небось тысяча марок, не меньше?

– Тысяча двести.

– Ну вот. Это же целое состояние! А это что? – Куприн бесцеремонно взял со стола листок с записями Каленина.

– Это… по работе! Это не закончено… Разрешите, я уберу.

– А поздно уже убирать! – хмыкнул Куприн. – Я успел почти все прочесть, пока вы коньяк мучили. Забавный текст! Как там у вас: «Преданность – это великое женское вранье!» Точно сказано! – Куприн довольно крякнул. – Нас, дипломатов, обучают как разведчиков! Надо успевать все увидеть, запомнить, оценить. Талантливый дипломат – это наблюдательность и способность анализировать. Хотите, про вас расскажу? Все, что успел узнать, наблюдая вас десять минут. Хотите?

Каленин пожал плечами.

– Не стесняйтесь. Если что не так, поправляйте. Итак… – Куприн внимательно посмотрел на Каленина, сделал паузу и заговорил: – Вам двадцать четыре года. С отличием закончили вуз. Скорее всего МГУ. Вы филолог. Были женаты. Теперь разведены, а может быть, просто не живете в браке.

Каленин с нарастающим изумлением всматривался в собеседника, который как ни в чем не бывало продолжал:

– Есть ребенок. Сын. Около двух лет. Родились вы не в Москве, а, видимо, на юге. «Г» по-южному смягчаете.

– Я смягчаю? – возмутился Каленин – Я москвич! У меня московский говор! Я специально изучал сценическую речь, риторику!

– Значит, кто-то из близких родственников с юга. Мама, к примеру, дед или бабушка, – невозмутимо уточнил Куприн.