Иван Жданов - Утро начинается с меня

— Что скажу? План твой провальный. Я сейчас нахожусь не в России. Поэтому, при всём желании увидеться с тобой, я не силах это сделать. Придётся вам ужинать без меня.

— Ответ неправильный. Надеюсь, ты сейчас не в Кремле? То есть — не в своём кабинете? Впрочем, какая разница… Вот мой ответ на твоё неправильное решение!

Через три или четыре секунды мы ощутили, как вздрогнуло здание суда. Толчок был не очень сильным, но каким-то глубинным, как при двух-трёх баллах естественного землетрясения. За окном завопили сирены припаркованных автомашин, и вообще вой на этот раз был совсем иным, чем во время прошлых взрывов. Тут было ощущение, будто вся Москва взвыла.

Ещё через несколько мгновений в форточки проник глухой и раскатистый звук далёкого взрыва. Мощь его ужасала своими низкочастотными обертонами. Тут мне стало по-настоящему страшно. Такой ужас, наверное, испытывают животные, которые слышат нарастающее дрожание земли перед началом извержения какого-нибудь островного вулкана типа Кракатау — и бежать надо, и бежать некуда. Мы замерли и хранили молчание, направив свои взоры в окно, где вскоре увидели, как по небу поползли низкие дымчато-серые облака, опадавшие на землю пепельным снегом.

— Яху-у-у! — радостно привзвизгнул Попов. — Вау! Я только что взорвал Кремль!.. Брателла, — закричал он в трубку, — ты там не поранился?

Из трубки сочилась прежняя безмятежная тишина: не было слышно ни возни, ни шума — и это насторожило Андрея. Он пару раз крикнул в телефон, посмотрел на него, и тут мы чётко услышали, как на том конце раздался телефонный вызов — стандартный, обычный, без каких-либо выкрутасов, один из самых популярных рингтонов. Господину П. звонили по другому телефону, и он без слов прощания отключил связь с нами.

Андрей засопел, заново набрал номер, и послышались гудки. На десятый или, может быть, пятнадцатый длинный сигнал последовало включение:

— Мне только что сообщили, что ты убил человек пятьсот, придурок. Я не говорю про башни, соборы, правительственные здания. Тебя повесить мало за подобные действия, — голос не звучал дружественно, но и истерики в нём не было, не было откровенной ненависти, злобы, взвинченных эмоций. Человек просто констатировал факт взрыва и называл меру наказания за такое преступление.

— Повесить? Да ты что! За какие такие действия? Это ты сам — своим решением — только что взорвал свою цитадель, — голос Попова предательски выдавал его волнение и желание вызвать ответный эмоциональный отклик у своего бесстрастного собеседника.

— Я. Ничего. Не взрывал. И люди вокруг, даже те, кто ещё минуту назад были за тебя, в ближайшее время будут тебя проклинать. Ты всех держишь в панике. Ты не объявляешь своих требований. Странно, что до сих пор только один человек попытался тебя устранить. Ты совершил то, что не подлежит никакому оправданию и прощению. И это не я, а ты подписал себе приговор — находясь в здании суда, прямо во время процесса. Несколько мгновений назад у тебя ещё были сомнительные аргументы против тех, кого ты казнил, и эту расправу поддерживала злобная орда люмпенов, для которых ты стал лидером и новоявленным Робин Гудом. Но взрыв Кремля. Я предполагал, что ты проявишь себя подобным образом. Но всё же не ожидал, что ты, создав из себя этакого «борца за справедливость», снизойдёшь до тех же действий, за которые сам наказал нескольких чиновников — за убийство сотен невинных людей, — Господин П. отчеканил свой приговор и замолчал.

— «Люмпены», говоришь? Значит, ты внимательно наблюдал за всем, что здесь происходит? Что же ты про себя ничего не рассказываешь? Почему не похвастаешься, что являешься родственником этого недобитого фашиста? — Попов кивнул в сторону застывшего в полуобмороке Шмака. — Одна из его невесток — твоя племянница: любимая доченька любимой сестрицы! Кстати, Шмак как-то по пьяни рассказал нам в бане, что сосал у тебя за то, чтобы получить эту девку. Это правда?

— По последним сводкам, пятьсот шестнадцать невинных людей лежат мёртвые на территории Кремля. Их убили твои люди — по твоему распоряжению и по разработанному тобою плану. Ещё я держу в руках данные о жертвах при взрывах в торговых центрах — сто восемьдесят пять погибших, из них сорок — дети. Ты говорил, что террор придумал я. Но это ты действуешь планомерно, с чётко поставленной целью, ты — мстишь и наказываешь. Это, по-твоему, не террор? Мои же люди до сих пор не тронули ни тебя, ни твою семью — мы только защищаемся от твоих атак и ликвидируем последствия. Так кто же из нас — террорист? — голос бесстрастный, речь убедительная, оппонент не поддавался Попову; наоборот, казалось, этот человек знал нечто, что может остановить Андрея.