П. Лотинкин - ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ.

Так они вышли на квартиру Даниловой, но немного опоздали: менты уже прихватили Быкова и куда-то повезли. Бандюки проследили за ними до самого зоопарка. Тут они выждали момент, и проникли в потайные подземелья, которые возвели под прикрытием якобы крайне необходимой жи­вотным подземной автостоянки.

Поплутав в подземных коридорах, урки на­ткнулись на Кунгусова, входившего в камеру к Владу Никрасову. Прихватив их обоих в качестве проводника и подстраховки, бандюки и ворвались в камеру, где мэр, пируя и философствуя, ставил эксперименты по превращению человека в обезья­ну.

Но прежде, чем приступить к нанесению Быкову новых телесных повреждений, бандюки занялись более важными делами. Прежде всего, они обыскали всех присутствующих на предмет изъятия денежных знаков и материальных ценнос­тей. Ничего не поделаешь: хватательный рефлекс есть вторая натура таких типов. Потом они вылака­ли для разогреву дорогое марочное вино, несколько бутылок которого не разбились.

А потом их отвлекла картина ухаживаний обезьяны Джина за так кстати попавшимся ему Кунгусовым. Джим это делал несколько своеобраз­но, но не более жестоко, чем это же самое проделы­вали с городом и сам Кунгусов со своим шефом.

Веселье было в самом разгаре, когда вы­званные сигналом тревоги, который успел подать скованный чуть позже подручный палач мэра, к разгульной компании наведался ОБМОН. И нача­лась махаловка.

К счастью, обе стороны уразумели, что стре­лять боевыми патронами в условиях небольшой камеры — самоубийственно ввиду неизбежных рикошетов, а также невозможности отличить своих от противника. Но на стрельбу шумовыми, газовы­ми и световыми патронами не скупилась ни одна из сторон. Как и на пинки, подсечки, и кулачные удары.

Под шум и неразбериху свалки, Влад сумел не только освободить с помощью одного из кстати оказавшихся на полу столовых ножей Нину, но и, вытащив из кармана палача ключи, разомкнуть кандалы и на Быкове.

А потом они где ползком, а где короткими перебежками удрали.

— Увези меня отсюда! — обнимая, и орошая Василия слезами, требовала Нина.

— Увезу тебя я в тундру? — неуклюже пошу­тил тот, еще не отойдя от богатого событиями и по­боями дня. Но, увидев суровость на лице любимой, оправдался:

— Это цитата. Из песни.

Нина прищурилась и многообещающе сказа­ла:

— Я такой песни не знаю! И не желаю знать!

ГЛАВА XII. ДЕЛА У ПРОКУРОРА Что было...

— Не зря говорят, что лучшая власть для хо­лопа — хороший хозяин. Который кормит, а рабо­тать не заставляет. А демократия в этом отношении шутка жестокая: кого выбрал, от того и получи.

— Это вы к чему? — спросил Шеремех.

— Это я вообще, — признался Василий Быков. — Давно хотелось об этом высказаться, да все как-то... То повода не было, то слушателя не находи­лось.

Поскольку помощник Шеремеха Влад Ни­красов принял самое непосредственное участие в спасении и Нины, и самого Быкова, Василий никак не мог отказать парню. А тот очень настоятельно просил встретиться с шефом УТА и все ему рас­сказать.

— Ну, теперь у вас есть слушатель, — как бы делая сыщику одолжение, отозвался Шеремех. — И что теперь? Что вы тут у нас устроили?

— Вам как рассказывать: как все оно было? Или как оно распутывалось?

Шеремех уперся рукой в стол, точно готовясь отскочить. Но не отскочил, а пробурчал, как при­вык бурчать в телекамеру:

— Лучше как было. По порядку. Но без бот­вы.

— Все началось с того, что вашему мэру стало тесно в Катеринбурге. Захотелось стать губернато­ром, а там: чуть-чуть и — еще выше.

— Это в Совет Федерации, что ли?

— Ну, в России есть места и повыше.

— Не может быть!

— Почему? — удивился Быков. — Он же высо­кий. Толстый. Говорит громко и через губу. Ничего не умеет. Страна о его способностях понятия не имеет. Чего ж еще надо у нас, чтобы быть избран­ным?

— Нашего ЧАМа — в президенты? Это фантас­тика, сынок.

— Но он-то в этом не уверен. И когда лучший менеджер рыжей масти согласился, что вопрос можно обсудить, ваш барин загорелся. Вы ж не забывайте, что в нашей стране, по большому счету, только этот пост гарантирует относительную безо­пасность от былых сподвижников.

— Не верю.

— Тоже мне, Станиславский. Так вам же и не предлагают. А если б намекнули, а? Для начала президентом всех журналистов, а? Телевизионных? Вы ж, смотрите, вы ж на голову тут выше всех, в Катеринбурге! Пора, пора выходить на всероссийс­кую сцену!

— Ну не знаю...