Виктор Корнеев - Тайны йога-центра

Расставшись с Виджеем, Агарвал еще долго не мог успокоиться. Он не помнил, сколько, поднявшись в ставшую уже привычной комнату гостиницы, пролежал вот так, одетый, на кровати, глядя в белый, чуть по углам затекший от недавно прошедших дождей потолок. Затем, как бы вдруг очнувшись, Агарвал встал, нащупал в кармане куртки небольшую пластмассовую коробочку, открыл ее. Там лежали две пластинки дисков. Один из сейфа «Ориент бэнк», другой, ничем от него не отличающийся на первый взгляд, Агарвал купил вчера в универмаге. Он осторожно взял одну из них и переложил в коробку из-под сигарет.

Теперь надо было обдумать, что делать дальше. До этого момента все его действия были подчинены одному — не допустить, чтобы Корпорация приступила к производству «сомы». Борьба еще не кончена. Более того, она именно сейчас только по-настоящему и начнется. Теперь Корпорация будет охотиться за всеми, кто был хоть как-то причастен к «соме», был близок к Бенджамину.

Находиться далее в столице и даже в стране для него стало опасным. Надо как можно скорее уезжать за границу. Иностранный паспорт был у него в кармане, но для выезда необходима виза, даже если он сумеет проскочить мимо агентов Корпорации в аэропорту. Агарвал вспомнил о Джонсоне, встал с кровати, спустился вниз к телефону. Рабочий телефон англичанина не отвечал. Агарвал позвонил ему домой. Настойчивые телефонные гудки долго оставались без ответа. Агарвал уже хотел положить трубку, как наконец в ней щелкнуло и он услышал охрипший голос своего приятеля.

— Привет, это я. — Агарвал знал, что телефон дипломата наверняка прослушивается.

— А, привет, дорогой. Ты куда это пропал, не навещаешь больного? — ответил Джонсон.

— Я как раз хотел к тебе заехать, если ты один, — Агарвал сделал особый упор на последних словах.

— Да, да, я совершенно один, все меня окончательно покинули, никто больше не обращает внимания, — очевидно, поняв смысл вопроса Агарвала, ответил англичанин.

— Тогда я скоро буду, — сказал Агарвал.

— Жду, — ответил Джонсон и повесил трубку.

Агарвал за эти три года знакомства с Джонсоном не раз испытывал чувство, что англичанин может все и круг его интересов простирается гораздо дальше непосредственно дипломатической деятельности. Но Агарвала это не удивляло, он знал, как тесно сейчас переплелись экономические и политические интересы Великобритании. Это только в дни господства дипломатии канонерок, когда самолеты и телефоны еще не были изобретены, послы Ее Величества могли, не советуясь с Короной, самостоятельно объявлять войну целым государствам. Сейчас они все больше и больше своего рабочего времени уделяют «обработке» официальных лиц развивающихся стран по поручению крупнейших английских корпораций. Как он недавно прочитал в английской «Файнэншл таймс», свыше трети средств, расходуемых «Форин офисом» за рубежом, идет на коммерческую работу — вдвое больше, чем тратится на осуществление чисто дипломатических мероприятий.

Агарвал также знал, что Джонсон неспроста просил его иногда добыть «по дружбе» ту или иную информацию — хотя и не секретную, но все же конфиденциальную. Правда, однажды, когда англичанин намекнул, что есть люди, которые готовы платить хорошие деньги за интересующую их информацию, Агарвал вежливо, но твердо отказал, и после этого они почти полгода не встречались. Потом это постепенно забылось, и их дружеские отношения вновь наладились. Сейчас же его судьба полностью зависела от англичанина, и Агарвал был почему-то уверен, что тот сможет ему помочь выбраться из страны.

Агарвал отдал хозяину гостиницы ключ от комнаты, вышел на улицу, поймал моторикшу, доехал на ней до ближайшей стоянки такси — и через четверть часа отпустил машину в целях предосторожности за квартал от дома Джонсона. Немного покружив по кварталу и ничего подозрительного не заметив, он направился к воротам нужного ему дома — калитка была открыта. Агарвал вошел во двор, подошел к входной двери — она тоже была не заперта. Он прошел внутрь — Джонсон его уже ждал в прихожей. На нем был синий шерстяной халат с виньеткой на большом нагрудном кармане, наброшенный поверх толстого свитера, горло обвязано серым шелковым платком.

— Вот видишь, в каком я состоянии. И представь, это — почти каждый раз на рождество. Видно, господь сердит на меня за то, что связываюсь со всякими иноверцами, влезаю в их дела.