Александр Гера: Набат

— Не понимаю, отец, — промолвил Судских, действительно не уловив связи одного сказанного с другим.

— Позже поймешь, но знать должен сразу. Я ведь не только сколотил приличное состояние, но создал единственную в мире лабораторию геосенсорики. Исследования показали, что Земля, подобно матке, периодически омывается живительной влагой, чтобы выносить новое поколение. Потоп — закономерность, а не катастрофа. С давних пор Церковь стращала людей скрытыми от них знаниями об элементарном процессе. Благо превратилось в грядущее зло. Отсюда прочие религиозные догматы. Поганый народ попы, как ваши российские органы. Но вспомни библейский Апокалипсис и получасовое ожидание катастрофы после снятия седьмой печати ангелом: всего лишь двадцативосьмидневный цикл женщины, По образу и подобию Земли создано все живущее, от молекулы до самой планеты. А накручено ради страха…

Бьернсен не закончил. Он заколыхался перед Судских и растворился в розовой мге. И с настоящим отцом оборвана встреча.

— Сущий не любит этого, — зашептал Тишка-ангел.

— Он накажет его? — встревожился за отца Судских.

— Нет, княже, — разулыбался Тишка. — А вот приумножать знания заставит. С Менделеевым сведет, с Аристотелем, с Винером. Иначе не быть ему Лебедем. Его посланец непререкаем. Пошли, княже…

Не более трех ступенек они одолели вместе, и Тишка остановился:

— Дальше ты сам. Без особой нужды тревожить Творца нельзя.

«Где это я?» — не мог освоиться Судских. Тело не повиновалось.

— Передо мной, — услышал он знакомый величественный голос.

Судских пытался сощуриться, чтобы узреть того, кому принадлежал голос, и ничего не получилось. Глаза не подчинялись ему, подобно рукам и ногам, только мозг послушно отмечал происходящее, фиксировал автоматически изменения.

Не глазами он увидел перемену, а взор впитал кристальную пустоту, раздробил ее на множество кристалликов: распадались грани, колыхались линии в виртуальной сумятице движения. Вдруг проступило строгое лицо и смазалось, словно с экрана, и в последний момент улыбка стерла угрюмость, и снова переиначивались волнами грани и линии, пока наконец картина внезапно не застыла перед ним.

— Видишь меня?

Судских увидел нечто, похожее на громадное табло с мерцающими огоньками по всему полю. Звучал голос, и огоньки меняли цвет и накал, тогда Судских успевал составить из огоньков портрет. Лицо возникало неожиданно, и вначале Судских не успевал запечатлеть его.

— Вижу, — ответил он. — Ты Бог?

— Не огорчай меня, не задавай вопросов. Я жизнь, и ты мое проявление. Для меня все живущие одинаковы, часть меня Сущего, и подчиняются мне покорно. Иначе я не Бог.

Судских не испугался, не почувствовал замешательства: наоборот, дерзость спешила проявиться. Вопросов задавать нельзя, тогда он нашел другой способ диалога.

— Я наблюдал другое в жизни. Одни подчиняются, другие бунтуют, — говорил он неторопливо. — Одних ты приблизил, других отталкиваешь.

— Неправда. Это придумано хитроватой земной сущностью. Как я могу любить свои глаза и забывать ноги? — Огоньки составились в портрет с добрыми глазами Ильи Трифа, и Судских осмелел больше.

— Некий народ божится твоим именем, называя себя избранным.

— Будь проще. Если бы эти люди умели плавать под водой, как рыбы, и летать, подобно птицам, тогда бы им можно верить. Не имея таких качеств, это племя дурачит остальных. Простите его, оно избрало свой способ выживания. Нельзя же уничтожать без надобности лягушек за то, что они мерзко выглядят. Я никого не уничтожил за хитрость или дерзость, любая особенность делает живущих сильнее или слабее от того, как они распорядятся своими особенностями.

Огоньки на табло высветились в лицо Георгия Момота. Он не назидал, а излагал естество проявлений.

— Мой отец сказал, что мне уготовано стать Ноем…

— Он предполагал. Я располагаю. Но верительных грамот в путь не дам. Ноя придумали для изначальной легенды об избранности. На самом деле один реально мыслящий человек взял в долгую дорогу запас еды и живности: кур, свиней, коз, обязательных козлов, капусту и так далее бессчетно. Улитки забрались в ковчег сами, сами заползли змеи и хитрюги ежи, птицы угнездились на снастях сами. Ничего я не повелел ему. Нужда заставила его ориентироваться по звездам, голод — поедать живность, когда кончились плоды, а траву съели животные. Лишних поедал Ной с семейством, но пары сохранил для будущего потомства. Много врали о Ное и не учли главного: как могло сохраниться ноево семя, если оно вырождалось при совокуплении? Брат обладал сестрой, а свекор невесткой? А те рождали запрограммированных уродов? Понятно ли тебе, что Ной не единственный человек, переживший Потоп? Очаги жизни оставались везде, выжившие общались с пришлыми, и никаких избранных не было. Не имею я права вмешиваться в естественную эволюцию, но могу остановить процесс, если он грозит уничтожению жизни, меня самого то есть! Ты оказался на кончике моего указательного пальца, я чаще вижу тебя, вот ты и сподобился быть в поле моего зрения чаще других. Это понятно тебе?