Филип Шелби - Дни барабанного боя

Уэстборн сидел на ковре, прислоненный спиной к креслу, руки его были в наручниках. Лицо его представляло собой кровавую маску, содранная кожа свисала со щек. На месте правого глаза чернело отверстие, левый глядел прямо, веко его было срезано. Под грудной костью было вырезано четкое Y, из раны выпали внутренности и, окровавленные, лежали грудой на коленях сенатора. Если, когда их выпустили, Уэстборн был жив, то умирал он долго, в жутких мучениях.

При виде девушки Холленд ощутила позыв к рвоте. Но, пересиливая отвращение и ужас, стала смотреть, не может ли что служить уликой. Девушка лежала ничком на кровати с окровавленными подушками под грудью. Одна ее рука была протянута к ночному столику, ладонь лежала на предмете, который Холленд приняла сперва за будильник. Это был сигнализатор тревоги с двумя кнопками, одна из них была вдавлена и частично прикрыта ладонью девушки.

В комнате появился Флеминг, он поднял агента, которого тошнило, и вытолкнул в коридор. Схватив другого за локоть, распахнул пинком застекленную дверь и вывел наружу. Ощутив на щеках свежий ночной воздух, Холленд поняла, как ей жарко. Она подошла к открытой двери и остановилась в нескольких футах от агента, рассказывающего Флемингу, что они с напарником обнаружили после того, как услышали сигнал тревоги.

Выслушав, Флеминг связался по радиотелефону с базой морской пехоты в Куантико и вызвал проходящий там обучение отряд быстрого реагирования. Затем разбудил звонком директора. И лишь после этого осознал, что в комнате находится Холленд.

— Коттедж надежно охранялся! — хрипло прошептал он. — Что произошло, черт возьми?

Шел четвертый час ночи, в это время душа и тело особенно уязвимы. Смерть уже побывала здесь и удалилась, однако в большом доме Холленд чувствовала себя окутанной ею, словно густым туманом, не дающим дышать.

Вертолеты улетели, но их шум все еще пульсировал у нее в висках. Они патрулировали имение с приборами ночного видения и ничего не обнаружили. Собаки отыскали тот утиный домик, но взять след от него не смогли. Эксперты изучали непромокаемый брезент. Поскольку агенты то и дело заходили в дом, Холленд слышала обрывки разговоров. В коттедже не удалось обнаружить никаких следов, даже хотя бы подозрительного отпечатка пальца. Но это казалось несущественным. Все были сосредоточены на том, как пробрался убийца сквозь сеть охраны. И как скрылся. На вопросах, которые теперь переходили в компетенцию заместителя директора секретной службы Арлисса Джонсона.

Джонсон явился с двумя командами, одна из которых немедленно сменила Флеминга с его подчиненными. Другая принялась работать с отрядом быстрого реагирования ФБР, прилетевшим на вертолетах из Куантико. Холленд думала, что вторая команда взята больше для вида, дабы секретную службу не отстранили от расследования.

Обязанностью Джонсона являлось допросить всех агентов, назначенных в Дубки. Холленд помнила эту процедуру еще по академии. Джонсон начнет с тех, кто в первую очередь отвечал за подопечного. То есть с нее, сопровождавшей Уэстборна в коттедж, и двух агентов, несших охрану снаружи.

Входя в столовую, куда Флеминг отправил Холленд писать рапорт, Джонсон выглядел бодрым, оживленным. На нем были синий блейзер, несколько лет назад вышедший из моды, серые брюки и свежая белая рубашка. В волосах его после наскоро принятого душа блестели капельки воды.

Джонсон, высокий и стройный, с крепкими мышцами пловца и загорелым лицом луизианского ловца креветок, начинал стареть. Чем-то он напоминал Холленд солдат-конфедератов на фотографиях, которые со снимков словно бы повсюду следуют за тобой взглядом. Такие глаза Джонсону были нужны: он являлся главой инспекционного отдела секретной службы, соглядатаем за соглядатаями.

Видя, как Джонсон волнуется за нее, Холленд ощутила жгучий стыд. Он был одним из ее учителей в академии, но знакомство их началось гораздо раньше. Джонсон находился рядом с ней в Париже в тот проклятый день, когда ее мир рухнул. Опекал ее, помог прийти в себя и потом всеми силами старался вернуть к нормальной жизни. Джонсон показал, что секретная служба может стать для нее убежищем, привел ее к присяге, которую она нарушила. В эту минуту Холленд с ужасом осознала старую истину: мы почти непременно так или иначе предаем самых близких.

— Сядь, Холленд.

Сам Джонсон сел за обеденный стол, за которым вполне могло разместиться двенадцать человек. Аккуратно разложил перед собой бумаги и сплел крепкие длинные пальцы. Глаза его по-прежнему непринужденно разглядывали ее лицо, Холленд решила — потому, что они не виделись уже полгода. Она чувствовала, что Джонсон хочет протянуть ей руку и вынужден сдерживаться.