Елена Топильская - Ход с дамы пик

Оба дежурных медика залились пьяненьким смехом, и даже я не выдержала и хрюкнула под своим акустическим фильтром — одеялом и подушкой, и — вот он, долгожданный момент — наш веселый телефончик тоже решил присоединиться к всеобщему веселью и радостно затренькал. Звонил дежурный.

— Але, Мария, это ты?

— Привет, Дмитрич, — ответила я сдавленным голосом, отчасти из-за сдерживаемого смеха, отчасти из-за акробатической позиции, которую я заняла, чтобы не уронить на пол подушку, удержать в руке телефонную трубку и не высунуться слишком из своего теплого гнезда в холодную комнату. Оба эксперта тут же протрезвели и стали внимать каждому моему слову, так как от исхода беседы зависело, останемся мы в главке развлекаться каждый в меру своего разумения, я — в бесплодных попытках выспаться, а они — попивая пивко и травя байки, или один из них отправится вместе со мной в темень, дождь и холод к очередному мертвому телу, которое требуется обслужить по всем правилам судебной медицины и криминалистики. Я давно заметила, кстати, что мертвое тело получает такое количество внимания от довольно обширной группы представителей власти, какое человеку при жизни и не снилось…

— Собирайтесь, ребята, — скомандовал нам по телефону оперативный дежурный Муха. — Труп с ножевыми в парадной. Машина под парами, криминалиста подберете по дороге — он уже с районным следователем отработал на Правом берегу.

— Глухарь?

— А ты как думала, Машенька?

— А потерпевший кто?

— Девочка шестнадцатилетняя, родители послали за хлебом.

— Изнасилование?

— Нет.

— Разбой?

— Черт его знает, одну сережку сняли, копеечную. В общем, приедете, на месте разберетесь. Счастливо тебе, Машенька. Район твой, так что работать будешь на себя, а не на дядю Васю.

— Труп? — страдальчески вопросил доктор Лева Задов. Судя по драматическим модуляциям голоса, была его очередь ехать.

— Труп, — злорадно подтвердила я.

— Поле?

— Парадная.

— Уф! — Доктор Задов перевел дух.

Да, в поле сейчас труп осматривать грустновато. Хоть еще и не очень поздно, шесть часов вечера, но темнеет сейчас рано, пока приедем, начнем осматривать, уже не будет видно ни зги, да еще и дождичком помочит. Нет, в парадной — это нам подфартило. Я кряхтя вылезла из-под одеяла, туда тут же юркнул довольный Панов и укрылся с головой. Из-под одеяла он прогундосил:

— Что, сегодня Муха на пульте?

— Ага.

Хороший мужик Владимир Дмитрич Муха, подумала я, застегивая сапоги. Добрый, отзывчивый и с пониманием, хотя я-то его люблю вовсе не за это. А за то, что, как доложил мне когда-то разговорчивый криминалист, ожидавший меня в дежурке, Дмитрич на его вопрос — кто из следователей едет, добродушно ответил: «Да Машенька Швецова. Хорошая баба, у нее ноги от плеч растут». И сразу что-то теплое разлилось у меня в сердце, и Муха навеки попал в число моих лучших друзей, хотя, наверное, и не подозревал об этом.

Попрощавшись с Пановым, которому не терпелось нас вытолкать и поспать, мы с Задовым потрусили по длинному главковскому коридору и вниз по лестнице: я — с дежурной папкой, он — с тяжелым Экспертным чемоданом.

Машина действительно была под парами, причем даже не на стоянке — любезный водитель подкатил к самому парадному подъезду. Мы с Левкой устроились на заднем сиденье. По дороге, уже после того как мы подобрали криминалиста — хорошо знакомого Женю Болелыцикова, который сразу заполнил собой все свободное пространство милицейской машины, — эксперты начали обсуждать, что нас ждет на месте происшествия.

— Муха говорит, что ни на изнасилование, ни на разбой не похоже, — поделилась я.

— Да ты слушай больше Митрича, — забормотал Задов, — он тебе скажет… Вот на той неделе звонит, говорит — в подвале бомж старый помер, на своем драном черном клифту лежит, распорядитесь оформить. Я спрашиваю — а его кто-нибудь трогал, этого бомжа? Митрич свое гнет: к нему, мол, не подобраться, но местные опера через лаз в подвале хорошо этого бомжа видят и клянутся, что повреждений на нем нету. Ну что, мы все-таки не решились оформлять, съездили. Оказалось, что в подвал все-таки проникнуть можно, а бомж, умерший своей смертью на черном ватнике, при ближайшем рассмотрении оборотился двадцатилетней девушкой в белом пальто, с перерезанным горлом. Вот и слушай после этого Митрича.

— Подменили труп, — хладнокровно прокомментировал Болельщиков.

— Во-во, и местные опера так сказали.

Но этим случаем Лева не ограничился, и чтобы скоротать дорогу, оба с наслаждением перемывали Дмитричу косточки как раз до места назначения.