Виктор Пронин - Победа по очкам

Все эти лица были Пафнутьеву хорошо знакомы.

В центре стоял президент, пониже других ростом, стройнее, моложе. И улыбка у него была если и не мальчишеская, то какая-то чуть сконфуженная, видимо, он и пошутил за несколько секунд до щелчка фотоаппарата и сам же смутился откровенности своей шутки. Но все остальные его словам обрадовались, какую-то тяжесть снял с них президент словами, которое прозвучали только что, в чем-то он их успокоил, заверил, в чем-то важном согласился с ними.

– Ни фига себе, – пробормотал Пафнутьев, совершенно не представляя, кем именно ему придется заниматься.

– Вот так, дорогой, вот так, – сокрушенно проговорил Гордюшин. Это тебе не наши местное разборки, это маленько покруче.

– Надеюсь… Мой клиент… Не президент? – Пафнутьев несмело поднял глаза на Гордюшина.

– Пока нет.

– А что… Есть надежда?

– Вот что касается предыдущего президента, то я бы охотно отдал тебе в руки. Уж ты бы его раскрутил, уж ты бы его поприжал.

– С удовольствием, – кивнул Пафнутьев.

– Чуть попозже, – произнес Гордюшин привычные пафнутьевские слова. – Чуть попозже, Паша.

– А сейчас?

– Вот этот. – Перегнувшись через стол, прокурор ткнул розовым пальцем в улыбающуюся щекастую физиономию.

– Ни фига себе! – охнул Пафнутьев. – Владелец заводов, газет, пароходов?

– То, что ты перечислил, – это сотая часть того, чем он владеет. Но главный твой враг – газеты. Бойся газет, Паша. Совсем скоро ты столько о себе прочитаешь, ты столько о себе узнаешь нового… Волосы дыбом. Понял? Волосы дыбом.

– Вывод?

– Не читай газет, Паша. Особенно по утрам. Кто-то советовал не читать газет по утрам.

– Помню, – кивнул Пафнутьев. – Но насколько мне известно, этот господин, – он кивнул на фотографию, – часто бывает на других берегах?

– Дотянешься.

Пафнутьев взял фотографию и снова всмотрелся в знакомые лица. Да, президент улыбался, но как-то конфузливо, вроде и пошутил, но не совсем удачно, как бывает, когда шутку можно понять по-разному. Однако у окружающих этой конфузливости не было, они президентскую шаловливость поняли по-своему, и понятый ими смысл полностью их устраивал. Рассматривая большой, сверкающий глянцем снимок, Пафнутьев, кажется, забыл, где находится и что ему нужно произнести.

– Кстати, этот снимок висит у него в кабинете, – сказал Гордюшин. – В золотой рамке. Под стеклом. Ты его увидишь. Ты его не один раз увидишь. Ты его увидишь в кабинетах всей этой компании. Каждый из этих проходимцев повесил его у себя. Как охранную грамоту. В золотой рамке. Под стеклом. Один из них даже додумался сделать эту фотографию размером в квадратный метр. Другой поместил ее на визитку. И так далее. От хорошей жизни так себя не ведут.

– А как себя ведут при хорошей жизни?

– При хорошей жизни, Паша, этот снимок можно поместить в семейный альбом. А если человек держит его в качестве брони… То к этому человеку надо присмотреться. Что тебе и предстоит сделать. – Гордюшин приподнялся со своего кресла, взял у Пафнутьева из рук фотографию и, достав из стола фломастер, обвел радостную физиономию на снимке красным кругом, а потом круг еще и пересек крестом. – Так он выглядит в оптический прицел. Кстати, он уже мелькал в оптическом прицеле, но…

– Но? – подхватил Пафнутьев.

– Ему везло. Он вообще везучий. Был.

– Почему был?

– Потому что я в тебя верю.

– Спасибо, – кивнул Пафнутьев. – Приятно слышать. Хотя бы на прощание.

– Не надо, Паша, меня дурить. У нас с тобой всегда было все в порядке. Разве нет?

– Было, – опять кивнул Пафнутьев. – Думаешь, стоит взяться?

– А почему бы и нет? – весело спросил прокурор. – Почему бы и нет, Паша?! Я ведь всех наших перебрал, пока тебя пригласил.

– Значит, выбор пал на меня?

– Да, Паша! Да!

– Почему?

– Знаешь, ответ очень простой… Они все робкие.

– А я?

– А тебе по фигу. Ты помнишь, какой первый вопрос задал сейчас вот, за этим столом?

– Конечно, нет.

– Ты спросил – не президент ли будет твоим клиентом. Когда я услышал эти твои слова, у меня отпали все сомнения.

– Надо же, – пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. – Я возьму этот снимок?

– Конечно! Он твой.

– Снимок?

– И снимок, и этот тип. Его зовут Лубовский Юрий Яковлевич.

– Да уж знаю, личность известная, популярная, можно сказать, знаменитая. Страна знает своих героев.

– Когда я предупреждал тебя насчет газет, я имел в виду и радио, и телевидение, и народную молву.

– Понял. Когда?