Алексей Макеев - Долг платежом страшен

– Если он труп, – сказал Гуров, – то мы с тобой в дерьме по уши. Схватываешь на лету?

– Да не, не должен, – серьезно сказал Крячко, пряча пистолет в кобуру. – Я в руку метил. В руку и попал. Во всяком случае, хочется на это надеяться.

– Пошли в таком случае, посмотрим, – мрачно предложил Гуров.

Спешить было некуда – человек в рабочей спецовке лежал, не шевелясь, неловко вывернув руку. Вид его рождал в душе Гурова самые неприятные предчувствия. Полковник Крячко тоже выглядел не слишком веселым. На Гурова он старался не смотреть.

Подошли ближе. Видимо, услышав скрип гравия, раненый поднял голову – лицо его было исцарапано и перемазано в мазуте – однако глаза смотрели ясно и безо всякого страха. Опираясь на левую руку, он приподнялся и сел на шпалу.

– Живой? – с облегчением спросил Крячко.

Раненый с сожалением посмотрел на свою неподвижную правую руку, но усмехнулся и сказал небрежно:

– А чего мне сделается? Вы-то как, господа менты, не запыхались? Ну и слава богу!.. Закурить дадите, что ли?… Перед дорожкой надо бы. Я свои в машине оставил.

Степан Лагутин раз за разом тыкал пальцем в кнопки телефонного аппарата, но в трубке раз за разом раздавался обезличенный вежливый голос: «Абонент временно недоступен…» Лагутину казалось, что он слушает какую-то заезженную пластинку, надоевшую, как зубная боль. Телефон стоял на столике напротив старого потемневшего зеркала, которое досталось его родителям в наследство то ли от бабушки, то ли от прабабушки. Отражение в нем получалось мутное и какое-то пугающее. Смотреться в зеркало не хотелось, но и выбрасывать было жалко. Но видок у Лагутина в этом зеркале сейчас был совсем скверный. Как говорится, краше в гроб кладут. Зеркало ужасов.

Телефон стоял именно здесь, и шнур короткий – от зеркала никуда. А с мобильного Лагутин позвонить уже не мог, потому что мобильник свой – очень приличную модель – он накануне толкнул за полцены. А что делать, если он всем должен и денег не остается даже на самое необходимое? Это накапливается как снежный ком – стоит только выпустить ситуацию из-под контроля на какой-нибудь день. А у Лагутина уже месяц такой нервотрепки, и конца ей не видно.

Но главную мысль он никак не хотел признать – гнал ее от себя, как смертельно ядовитое насекомое, как какую-нибудь муху цеце. Проще было думать, что все, что с ним случилось, – не более чем временные трудности. Разыскать Костенкова – и все разъяснится, все встанет на свои места. Думать так было куда проще – вот только Костенков уже который день не отвечал ни на какие звонки. Домой к нему Лагутин тоже попасть не мог – соседи утверждали, что Костенков не появлялся дома уже вторую неделю. Само по себе это не было странным – Костенков был мобильный человек и жить мог в самых неожиданных местах, чаще всего у одной из своих многочисленных любовниц. Увы, Лагутину их адреса неизвестны. Поэтому он целыми днями терзал телефон, даже мозоль на пальце набил.

В общем-то, это было то, что называют соломинкой для утопающего. В глубине души Лагутин понимал, что Костенков ему уже не ответит. Нужно включать мозги, соображать, как поскорее выпутываться из гибельной ситуации, но на Лагутина как будто столбняк нашел. Точно незадачливый игрок за карточным столом, он тупо просил сдать себе еще, снова проигрывал и снова ждал, что все изменится и следующая карта непременно принесет ему удачу.

Но удачи не было. Была катастрофа. Партия мобильных телефонов, которую обещал поставить Костенков по бросовым ценам, превращалась в мираж, банк, где под это дело Лагутин взял краткосрочный кредит, требовал расчета, подошло время платить очередной взнос за аренду помещения, в котором располагался крошечный магазинчик Лагутина, где-то поблизости крутился налоговый инспектор – и это не считая прочих мелочей, требовавших постоянной оплаты. И помочь Лагутину никто не мог. Никто из его знакомых не располагал свободными деньгами, да и крутился он в основном в одиночку. Партнером, да и то непостоянным был у него именно Костенков. Но вот теперь Костенков, похоже, решил его кинуть, если говорить прямо, и все осложнилось до предела. Был, правда, у Лагутина поручитель, который теперь периодически крыл его по телефону последними словами, – Борисов Анатолий Борисович, дядя со стороны матери, занимавший не последнее место в строительном бизнесе, человек крайне своенравный и неуступчивый. То, что он согласился выступить в качестве поручителя, само по себе было маленьким чудом. «Делаю это из уважения к памяти твоей матери, – сурово сказал он. – Подведешь – голову оторву».