В следующую ночь Томас плохо спал, несколько раз просыпался ото всякого шума, который, по словам успокаивающей его матери, являлся лишь частью его сна. Полное тоски сознание ребёнка с трудом сопротивлялось переживаниям, и с того самого момента Том вообще потерял шансы на здоровый сон. Всю сознательную жизнь он вспоминал, что с того времени не было ни единой ночи, где он мог со всей полнотой насладиться отдыхом от моментов пережитого. И та ночь являлась самой мучительной.
Мать осталась дома, и, несколько раз проверив комнату сына, перешла к нему, чтобы быть рядом. Мальчик постоянно отталкивал одеяло, не в силах терпеть напавший на него жар. Несколько раз он просыпался и вжимался всей силой в мать. Тогда Офелия давала ему отпить негорячего чая с мёдом, и на час-полтора мальчик засыпал. Это недолго действовало, и через равные промежутки Том снова начинал вертеться из стороны в сторону, убегая во сне от собственных страхов, и в конечном итоге, просыпался в поту.
Под утро, когда осенний ветер дал о себе знать, завывая в сквозняках дома, температура мальчика спала, и мать решила оставить Томаса одного, чтобы отлучиться приготовить завтрак. На часах было около семи утра.
Войдя в помещение кухни, Офелия вспомнила, что на данный момент приготовить что-либо покушать не было продуктов, и тогда пошарив в собственных вещах и найдя пару десятков долларов, переоделась, чтобы добраться до ближайшего магазина. Перед самым выходом, когда Офелия надевала сапоги, в дверь постучали.
Девушка вздрогнула.
Она поднялась напротив двери и нерешительно взялась за вставленный в замочную скважину ключ. Через некоторое мгновение в дверь еще раз постучались, грубый мужской голос сопроводил этот стук:
– Офелия, открывай.
Узнав в нём интонацию брата, девушка сразу же лихорадочно повернула ключ и отворила перед Романом дверь.
Перед ней стоял среднего роста, с широкими плечами мужчина. В некоторой степени он напоминал итальянца – густые черные короткие волосы, большой нос, смуглая кожа, множество морщин на угрюмом лице.
– Рома! – вскрикнула Офелия и тотчас заткнула рот руками. В порыве радости она чуть было не накинулась на брата, но что-то её остановило. Она замельтешила, сразу начав поправлять собственный вид, укладывать и выпрямлять русые волосы, протирать глаза, оттряхивать одежду. – Прости, я не ожидала так быстро…
– Я понимаю, – сказал брат.
Он был одет как бродяга – старая потертая кожанка, широкие штаны, держащиеся на поясе лишь благодаря толстому ремню, огромные сапоги подобно тем, что носят лесорубы.
– Можно войти? – спросил Роман ошеломлённую сестрицу, которая, онемев, так и стояла бы на пороге.
– Да, конечно, заходи.
Она открыла перед ним проход, и как только Роман вошёл, обогнала ему, не давая полностью рассмотреть весь «интерьер».
– Слушай, у меня тут слегка не прибрано…
– Где мальчик? – Роман игнорировал объяснения сестры.
– Ну, он спит у себя, – ответила Офелия, потирая шею и дурно улыбаясь.
Роман обошёл сестру и стал расхаживать по дому, заглядывая туда, куда не попадал свет. На всё он смотрел надменно, с презрением. Офелия понимала, что его приезд будет сопровождён недовольством и ворчанием.
Зайдя на кухню и не найдя чего-либо съедобного, брат посмотрел на сестру, и, не увидев в ней ничего, кроме дурацкой улыбки ребёнка, которого застали врасплох, направился к коридору, ведущему в детскую комнату. Офелия прошла за ним.
Слегка приоткрыв дверь, она показала Роману комнату Тома, где он увидел кровать племянника и впервые, живо, улыбнулся. Надо бы сказать, что этот человек очень редко улыбался, но эта улыбка стоила немалого, так как по-настоящему его мало что радовало.
Немного поглядев, Роман взял за руку сестру и её же рукой закрыл дверь:
– Ты куда-то собиралась? – спросил он, заметив, что сестра одета по погоде.
– Да, я как раз хотела сходить за завтраком Тому… – ответила она, опустив взгляд.
– Поехали, – сказал Роман еле слышно, – проедемся до города. – Вдруг брат резко остановил сестру: – Только прими душ, умойся, прошу тебя. Выглядишь совсем несвежей.
Офелия еле кивнула и направилась в ванную комнату, а Роман вышел из дома и сел в арендованный “Jeep”.
Приземлившись на сидение водителя, он достал сигарету и немедленно закурил. Осмотрелся. Пустая улица, наполненная характерным для октября мусором. По обе стороны переулка находились далеко не зажиточные домики и походившие на них трейлеры. Кое-где стояли до краёв забитые мусорные баки. Разбитый асфальт и местами отсутствующий бордюр придавали жути этому захолустью, лишая район надежды на внимание городских служб.
Читать дальше