Леонид Шувалов - Не взывая к закону

Причины этой неприязни Землянский понимал. Понимал, что Раечка знает его как облупленного, и уже успел тысячу раз пожалеть о былой откровенности. И, понимая, опасался, что эта гордячка, этот синий чулок со смазливой мордочкой со свойственной ей идиотской прямотой может навредить ему. Поэтому Землянский старался Раечку не задевать. Не хотелось терять пусть не очень престижное, но и не из самых худших место.

Тонечка с испугом слушала перебранку и ничего не понимала. В отделе она работает всего два месяца, устроилась сюда после окончания экономического факультета речного техникума. Училась заочно и все эти семь лет служила в каком-то НИИ секретарем-машинисткой, отчего испытывала к начальству искреннее почтение.

– Давайте я съезжу… – тихо предложила она.

Но Землянский уже стремительно распахнул дверь. Повернувшись, со всем сарказмом, на какой только был способен в тот момент, произнес:

– Благодарю покорно! Нынче модно всю работу навешивать на начальников! Пусть их…

Когда за ним захлопнулась дверь, Тонечка посмотрела на Раечку:

– Зачем вы его так?..

Она до сих пор обращалась к коллеге на «вы», хотя та была моложе ее и давно перешла на «ты».

– Ради хохмы! – ответила Раечка и добавила со смехом: – Ты, Антонина, завтра вообще без лифчика приди. Борьке это понравится. Он любитель…

Антонина покрылась краской и, ничего не ответив, углубилась в бумаги.

Тем временем Землянский, выйдя во двор, окрикнул дремавшего в кабине «ЗИЛа» водителя:

– Подъем!

Тот неторопливо сел, встряхнул головой, запустил двигатель:

– Куда едем?

– На Алтайку, – забираясь в кабину, скомандовал Землянский.

Машина остановилась перед обшитой в «ёлочку» товарной конторой. Землянский спрыгнул на землю, сказал:

– Жди здесь, я быстро.

В дверях конторы он столкнулся с выходящим на крыльцо невысоким парнем. Тот приветливо разулыбался:

– Игоревич! Здорово!

– Серега! – протягивая руку, с наигранным дружелюбием воскликнул Землянский. – Что-то давненько тебя не видно. Чего не появляешься-то?

– Я бы с удовольствием. Ты же путевки отмечаешь как надо, не жлобишься из-за тонно-километров. Но начальство все в другие места отправляет.

Землянский пообещал:

– Поговорю, чтобы тебя к нам занаряжали.

– Поговори, Игоревич, – благодарно приложил руки к груди водитель. – Надоело-о, жуть… Как в песне: «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там»!

– Ладно, – хлопнул его по плечу Землянский, – побежал… А ты через пару деньков подскочи, потолкуем.

Пустив в ход улыбки и простые, но каждому приятные шутки и комплименты, Землянский быстро решил все вопросы и уже направился было осматривать вагон, но обнаружил, что груз пришел в адрес другой организации, а не его родного УПТК:

– Вот черт, кажется, не наш…

– Что? – переспросила работница.

– Сейчас посмотрю, – отозвался Землянский.

Когда работница станции, толстая женщина в черном халате и домашних тапочках на босу ногу, не увидев его возле опломбированных дверей, окликнула: «Эй, получатель! Вы где?!» – Землянский немедленно появился из-за вагона.

– Все нормально! – сообщил он. – Пломбочки я проверил.

– Так будешь раскредитовывать?

– Естественно, – подхватив женщину под руку, зачастил Землянский. – Накладную сверил, все сходится. Наш вагон, наш. Сейчас будем груз вывозить.

– Тогда давай по-быстрому! – шумнула женщина. – И так тебя без очереди пропустила, народ разворчится…

Как только женщина, покончив с формальностями, удалилась, Землянский вновь обежал вагон. Возле небольшого пролома в стене, где доска была выбита и сквозь дыру виднелись туго набитые, бугорчатые от содержимого мешки, он остановился, оглянулся и, как и в первый раз, втянул носом воздух.

– Лук, – выдохнул Землянский.

Он привстал на носки, просунул в щель руку, коснулся пальцами шершавой поверхности мешка:

– Лук!.. Черт побери, лук!..

Радость, звучащая в его голосе, была несколько наигранна, он пытался успокоить себя, что страшного ничего нет и не произойдет, что все останется незамеченным. Он понимал, что в вагоне с катушками из-под кабеля просто не должно, не может быть мешков с луком, и это успокаивало. Внутренняя дрожь, вызванная скорее даже не угрызениями совести, а ощущением легкой опасности, постепенно отпустила Землянского, и он стал прикидывать выгоды столь неожиданного открытия.

Лучи света, проникая сквозь застекленный купол рынка, серели, смазывались, и от этого даже цветы и фрукты на прилавках казались не такими яркими, какими должны были быть. Однако приглушенные тона плодов южных республик отпугивали покупателей в гораздо меньшей степени, чем цены. Но все же торговля шла бойко.