Алексей Макеев: Запредельное удовольствие (сборник)

– Не завидуй, – бросил Лев, подходя к крыльцу.

– Идиотская фраза! – раздраженно ответил Крячко, топая по ступенькам вслед за ним. – Я вообще никому не завидую! Я просто удивляюсь! Потому что понимаю, что честным путем ни-ког-да в жизни на такой центр не заработаешь, хоть сдохни на работе! Мне, например, за всю жизнь и на один этаж не наскрести! Даже если все начальственные премии к этому присовокупить и тринадцатые зарплаты! И ты, Лева, это прекрасно понимаешь! Просто твоя гнилая либеральная натура, которую такие же либералы именуют дипломатичностью, не дает тебе высказывать свои мысли открыто и прямолинейно!

Гуров не стал отвечать: он уже открыл дверь в комплекс, и они с Крячко оказались внутри. Надо сказать, что обстановка там не потрясала показной роскошью, все было отделано просто, но функционально. Прямоугольный первый этаж был разбит на сектора, владельцы комплекса разделили его на своеобразные зоны – как спортивные, так и развлекательные.

Гуров остановился и, достав сотовый телефон, набрал номер Плисецкого. Представившись Леониду Максимовичу, он сообщил о своем прибытии и услышал в ответ:

– Поднимайтесь на четвертый этаж, я вас встречу.

Вместо лифта внутри центра были эскалаторы. Гуров с Крячко поднялись на четвертый этаж и, сойдя с эскалатора, увидели стоявшего перед ним мужчину лет тридцати пяти. При виде полковников тот поднял красивые черные брови и спросил:

– Это вы из полиции? Даже двое? Ох, спасибо огромное Петру Николаевичу! Не ожидал! И вам, господа, огромное спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Плисецкий, – протянул он руку для приветствия.

Руки у Леонида Максимовича были миниатюрными для мужчины. Да и сам он, в общем, не отличался крупными габаритами: невысокий, худощавый, сложенный довольно изящно, с тонкими чертами лица и влажными черными глазами, нос с характерной горбинкой, которая не портила его, можно сказать, красивое лицо.

Крячко заранее окинул его подозрительным взглядом, но руку пожал, причем намеренно постарался сделать это пожатие более сильным, чем следовало. Плисецкий никак не отреагировал на это, руки не отдернул, и лишь, когда они шли к кабинету, Гуров обратил внимание на то, что Леонид Максимович незаметно поморщился.

Плисецкий подвел их к одной двери, открыл ее, и они оказались сначала в приемной, где за столом сидела секретарша – довольно молодая еще женщина в очках и с русыми волосами, собранными в узел.

– Ольга Анатольевна, три кофе, пожалуйста, – на ходу распорядился Плисецкий, но тут же спохватился: – Ой, простите, я не спросил, может быть, вы предпочитаете чай или прохладительные напитки?

– Да вообще-то не сезон еще для прохладительных напитков, – хмыкнул Крячко.

– Спасибо, кофе будет в самый раз, – спокойно кивнул Гуров, и секретарша тут же поднялась, прошествовав к кофемашине, стоявшей на столике в углу приемной.

Плисецкий тем временем провел Гурова и Крячко в свой кабинет, который был обставлен в современном стиле хай-тек. Правда, из всех этих четких линий выбивались комнатные цветы в горшочках, стоявшие на подоконнике, да еще какие-то кокетливые шторы – очень плотные, тяжелые, с пушистыми висюльками по нижней окантовке.

В кабинете стояли два стола, из чего можно было сделать вывод, что Любимов и Плисецкий делили кабинет на двоих, а также белый диван, который и предложил занять гостям Плисецкий. Гуров с Крячко мгновенно утонули в его чрезвычайной мягкости, погрузившись в сиденье сантиметров на тридцать. Перед диваном стоял стеклянный столик, на который секретарша вскоре поставила поднос с тремя чашками.

Сыщики взялись за чашки, а Плисецкий садиться не стал. Он взял чашку своими тонкими изящными пальцами и, отпивая кофе на ходу, принялся расхаживать по кабинету взад-вперед. Движения его были нервными и быстрыми, и Гуров все время невольно ждал, что тот опрокинет кофе на пушистый ковер – тоже белый, с очень густым ворсом, занимавший практически весь кабинет. Было заметно, что Плисецкий взволнован.

– Дело очень серьезное, – начал он, но договорить не успел, потому что дверь вдруг открылась, и в кабинет вошла женщина лет пятидесяти – мужеподобная, с суровым лицом и короткой стрижкой.

– Леонид Максимович, – густым низким голосом загудела она от двери. – Я принесла расчеты, о которых вы просили.

– Ах, боже мой, Зинаида Павловна, как это не вовремя! – воскликнул Плисецкий, едва скрывая досаду. – Разве Ольга Анатольевна не предупредила, что я не один?