Алексей Макеев - Фитиль для бочки с порохом

– Да, получается… – кивнул Гуров и, уже подходя к машине, уточнил: – О том, что на втором складе артиллерийские снаряды, ты тоже узнал от солдатиков?

– Да, от них. Если бы не они, я, наверное, вообще бы ничего не узнал.

Вновь устроившись на заднем сиденье, Лев поинтересовался, в каком состоянии находятся потерпевшие и можно ли с ними поговорить.

– Раз уж мы сейчас на машине, может, по пути заедем в больницу? – предложил он.

– Это не по пути, – впервые за все время подал голос водитель.

– В самом деле? Как жаль. Но говорят, что для друга семь верст не околица. Главное, чтобы нам там были рады, а уж добраться как-нибудь сумеем. Ты уже общался с ранеными, Артем?

– Да, в больнице я был. Разговаривать с ними разрешают, но особого смысла в этих разговорах, по-моему, нет. Они видели то же, что и другие, а возможно, даже и меньше. Они ведь были в самом, так сказать, эпицентре, им, собственно, не до наблюдений было, целыми бы остаться. Поэтому я их особенно не мучил, снял формальные показания, и все. Пускай спокойно выздоравливают.

– А формальные показания дали что-то интересное?

– Практически нет. Вообще, все срочники в разных вариантах повторяют приблизительно одну и ту же версию, поэтому я решил, что правильнее сосредоточиться на здоровых.

Пока Артем говорил, Гуров внимательно смотрел в зеркало заднего вида, где отражалось лицо водителя, и с большим интересом следил, как менялось выражение этого лица от настороженно-напряженного в тот момент, когда он упомянул о больнице, до удовлетворенно-спокойного, когда Артем сказал, что там ничего интересного нет.

Эта красноречивая мимика только лишний раз доказывала, что его персону ни на миг не оставляют без дружественной опеки.

«Ладно, больница пускай подождет, – подумал он. – Съезжу туда в какой-нибудь более подходящий момент, когда меня не будут так плотно «пасти» сопровождающие».

– Что ж, если версия у всех одна, наверное, и правда незачем ехать в больницу, – вслух произнес Лев. – Действительно, зачем мучить ребят? Им и так досталось. Подбросьте меня до управления, и будем считать, что на этом наш первый совместный рабочий день закончен.

Невыразимое чувство облегчения, отразившееся на лице водителя, яснее всяких слов подсказало ему, что именно этой волшебной фразы тот ждал с того самого момента, как Гуров и Артем сели в его машину.

По дороге Лев поинтересовался у молодого коллеги, сможет ли тот переслать ему файл с делом или протоколы у него только на бумаге.

– Нет, почему, – ответил Артем, – я, наоборот, стараюсь как можно быстрее все в комп забивать. Так и работать удобнее, да и для отчетности оно лучше. Сейчас ведь все документы в основном в цифровом виде идут.

– Вот и отлично. Тогда скинь мне на почту, не сочти за труд. А то там в СИЗО у нас с этим парнем такой увлекательный разговор был, что папку, которую ты оставил, я даже открыть не успел. Сейчас эсэмэску с адресом тебе скину, она у меня тут как дежурная, для экстренных случаев. Пришлешь мне, я на досуге вечерком почитаю.

– Хорошо, Лев Иванович, я перешлю, – пообещал Артем.

Соблюдая вежливость, Гуров, прежде чем уехать, поднялся в высокий кабинет, чтобы попрощаться с сановитым коллегой.

– Выяснили все, что хотели? – бросил на полковника пронзительный взгляд хозяин кабинета, словно стремясь прочитать его мысли.

– Нет, ну что вы! Как можно за полдня разобраться с таким сложным делом.

– Значит, еще приедете к нам?

– Обязательно.

– Что ж, будем ждать.

Выезжая из Наро-Фоминска, Гуров уже точно знал, что не заставит ждать своего возвращения слишком долго. Предпринятая им «разведка боем» со всей очевидностью показала, что дело о взрывах в военной части требует самого пристального внимания.

Поэтому, газуя на трассе, он не сомневался, что снова окажется здесь не далее чем завтра утром.

Проезжая по пустынному вечернему шоссе, Лев размышлял о возможных причинах той напряженности, которую он чувствовал в общении практически со всеми, а также о том, насколько глобальными могут оказаться «провинности» командиров части, так упорно не желавших делиться информацией.

«По большому счету, вариантов, собственно, два: либо они боятся ответственности за смерть срочника, либо не хотят раскрывать некие внутренние «маневры» с боеприпасами. Что это может быть? Финансовые махинации? Вряд ли. Из всего имущества, которое находится на балансе военных частей, боеприпасы – последнее, на чем можно «погреть руки». Там и контроль усиленный, да и поставляются они, так сказать, на безвозмездной основе. Подразделения ведь не закупают оружие на «свободном рынке». Такие сделки может проводить только государство. А следовательно, если и есть здесь махинации, то проводятся они на гораздо более высоком уровне, чем уровень командования части. Нет, махинации – не вариант. Тогда что? Сама эта утилизация? Ребята хотели продать на сторону формально списанные и уничтоженные патроны? Хм. Это, пожалуй, возможно. Только – кому? Покупателей для подобных «товаров» не найдешь в розничном магазине. Чтобы успешно сбывать подобные вещи, нужно иметь постоянные и довольно специфичные контакты, а утилизация не проводится каждый день. На один раз они найдут, что продать, а на следующие? Как-то несерьезно получается».