Инна Тронина - Удар отложенной смерти

Подъём занял не так уж много времени. Трудности возникли только под крышей, где пришлось сильно изогнуться. И в этот момент. Вытянувшись вверх. Озирский ощутил уже забытую опухоль под левым ребром, оставшуюся после крематория. Ременюк, единственный, чей труп так и не был найден, умудрился всё-таки порвать мышцы. Эх, зря учил он Савву Панкратовича в подвале на Литейном! Не впрок пошли уроки. И ещё неизвестно, где применяет сейчас он своё мастерство…

Теперь разрыв с трудом заживал, превратившись в болезненный желвак. Он мешал до конца вытянуть руку, чтобы ловчее прицепиться к краю крыши. Озирским всем нутром почувствовал, как утекают в небытие минуты. И бандиты в такси вполне могут сорваться, тем более, если примут дозу. Он уже не улыбался, потому что знал – сейчас придётся туго. Сжав зубы и привстав на цыпочки, Андрей повис под самой крышей.

Яркая, как молния, боль, рванула слева – там, где катался желвак. Искры, хвостатые загогулины, звёздочки и радужные кольца в бешеном темпе завертелись перед расширенными зрачками. Ноги не имели сейчас опоры, и на руки пришлась вся тяжесть тела. Не было ни страховки, ни амортизаторов. В любой момент Андрей мог рухнуть вниз, на крышу гостиницы. И на какой-то момент он по-настоящему испугался, почувствовав, что сил подтянуться не хватает…

Озирский представил себя лежащим на крыше «Дружбы». Потом – Филиппа, рядом с бандитами, которые в любой момент могут сорваться. Аркадий за барьерчиком ждёт сигнала, которого никогда не услышит. Катерина будет ждать с вызовом милиции до того момента, когда заложники окажутся на свободе, и тоже упустит время. И всех подведёт он, капитан Озирский, на которого все надеялись, не представляя, что он может сплоховать.

Никогда такого не случалось, и сейчас этому не бывать! Нужно наплевать на боль, на слабость, и подниматься. Здоровьем можно заняться позже, когда не будет на чаше весов стольких жизней. Ведь там, среди прочих заложников, и Филипп – спаситель, без которого Андрея не было бы сейчас на свете! И друг, Аркадий, который тогда вытащил его из кремцеха, может пострадать, если его обнаружат. А, главное, Веталю-то какая радость будет!

В мерцающем свете окна последнего этажа возник Васька Павлюкевич, умирающий на ступенях тёмной, сырой лестницы. Сашок Минц с полосой на шее и разбитым в кровь лицом – у дежурной на переезде. Толька Тарасов с бинтами на лице, заколотый обезболивающими – чтобы не разорвалось сердце от мучений…

Тарасов, совсем недавно симпатичный, молодой лейтенант, сжимал руки Андрея в своих, беззвучно рыдая от обиды и злости. Он даже не знал, кем была эта губастая, вальяжная особа, которая плеснула в лицо серой кислотой из пульверизатора для одеколона. Андрей думал, что Кикина тоже запросто не отделается, и с этими мыслями лез на крышу.

Только там, оказавшись в относительной безопасности, Озирский тихо отдышался. Во весь рост он подняться не рискнул, пополз по мокрой холодной жести – между антеннами, трубами, вентиляционными шахтами стараясь не задеть провода. То и дело он вляпывался в птичьи и кошачьи фекалии, а под конец нечаянно сбросил вниз мумию давно издохшего голубя.

Снайпер лежал у слухового окна, и панорама перед ним открывалась идеальная. Сверху, как на ладони. Были видны Кировский проспект, верхушки деревьев в сквере, обе «Волги», цепочки круглых фонарей вдоль тротуаров. Андрей изучил площадь перед телецентром, красные огни вышки. И заметил Филиппа, пригнувшегося к ветровому стеклу чёрной машины.

Облегчённо вздохнув, Андрей стал знакомиться с оснащением наблюдателя. Кроме винтовки с оптическим прицелом, у него оказалась ещё и рация, откуда доносились обрывки разговоров. Наблюдатель лежал спокойно, зная, что прикрыт с лестницы, и никому сюда по его душу не подняться. Аркадия за барьером ещё не было, и до его появления следовало очистить крышу.

Калинин вывернул из-за угла дома на той стороне проспекта, и палец снайпера тут же лёг на спусковой крючок. Глаз его поймал в прицеле голову Аркадия. Озирский тотчас сделал рывок к краю крыши. Одной рукой он рванул винтовку на себя, другой – заблокировал голову стрелка, не дав ему даже вскрикнуть. Потом слегка надавил пальцами на сонные артерии, и глаза жертвы вылезли на лоб.

Андрей хищно усмехнулся, чувствуя, что парень обмяк в его руках:

– Тихо, голубчик, давай винтарь. Руки разожми осторожненько…

Снайпер задыхался, раскрыв рот, но не дёргался. Больше всего на свете он боялся упасть на тротуар Кировского проспекта. Налитые кровью глаза умоляюще смотрела на Андрея и выражали готовность полностью подчиниться.