Франк Тилье - Страх

– Тогда я с этим еще малость подожду, с твоего позволения. Я, вообще-то, не слишком тороплюсь – ни дожить до пятидесяти, ни детьми обзавестись.

– Так и должно быть. Тебе сколько? Тридцать пять? Знаешь, это быстро проходит.

– Ты прав. У меня порой впечатление, что я уже умер.

Они дружески распрощались.

Шарко подождал еще час, пока не закончат техники-криминалисты. Расхаживал взад-вперед, сунув руки в карманы. И размышлял. В каком-то смысле это дело его возбуждало. Но с другой стороны, у него дети, жена… Он посмотрел на фото улыбающейся Люси с бутылочками в руках. Его маленькая Лара Крофт. Она была квинтэссенцией его счастья. Раньше он бросился бы в расследование очертя голову, провел бы, как Николя, и эту ночь, и завтрашний праздничный день на набережной Орфевр, пока в конце концов не свалился бы с ног от усталости.

Потому что раньше его домом была работа.

Но теперь…

В девять часов вечера три совершенно обессиленных человека в белых комбинезонах со своими чемоданчиками и прочим оборудованием наконец вышли из дома. Можно было подумать, что они приняли душ одетыми. Их одежда прилипала к телу, словно гидрокостюмы. Они проверили каждый закоулок «Блюстаром» и ультрафиолетом, но ничего не нашли; собрали десятки отпечатков и несколько волос в сточном отверстии умывальника в ванной. Но насчет их происхождения были настроены скептически, потому что тут жил не только Макарё и с тех пор раковиной неоднократно пользовались, мыли ее и чистили. А быть может, прежде чем исчезнуть, этот Макарё и сам все тут продезинфицировал с помощью жавелевой воды – что вполне правдоподобно для сверхпедантичного типа. Шарко встречал столько психов за годы службы, что в конечном счете ничему не удивлялся.

Он вошел в пустой дом с картинами под мышкой и поднялся на второй этаж. Лестница была далеко не новой и скрипела. Заглянул наверху в маленькую ванную, чистую и аккуратную, если не замечать пыли. Никакого окна и даже вентиляционной решетки. Было тихо. Он осмотрел зеркало и душ, потом направился к единственной комнате, посреди которой прямо на полу лежала высокая кроватная сетка с матрасом. На потолке виднелось огромное сырое пятно – видимо, последствие бури. Обои были старые, грязные, местами более светлые: именно там и висели картины. В стене еще оставались маленькие гвоздики.

Шарко взял картины и повесил их на те места, которые, как ему казалось, они раньше занимали, – на двух стенах, под прямым углом друг к другу. Одна оказалась напротив кровати, другая слева от нее.

Затем он отступил на два шага и встал в самом центре комнаты.

На первой репродукции была изображена группа из семерых бородатых и усатых мужчин в белых брыжах и темных одеяниях, окружавших труп на столе. Восьмой вскрывал хирургическим инструментом его правую руку. Общий фон картины был темным; беловатый свет, падавший на мертвеца, подчеркивал холодное любопытство участников. Но на их строгих лицах читался также интерес к зрелищу и таинству смерти. Очевидно, это была лекция по анатомии.

Шарко повернулся к другой стене. Вторая репродукция тоже демонстрировала вскрытие, но на сей раз черепа трупа. Некий человек с нейтральными чертами лица наблюдал за ним, проявляя сдержанный интерес. В руке он держал похожую на чашу крышку черепа, наверняка для того, чтобы собирать в нее извлеченную хирургом органику. Широко открытый живот уже был очищен от внутренностей. Лицо хирурга, добравшегося до мозга, осталось за верхней кромкой полотна, его не было видно. Искромсанное тело выглядело как живое, черные глаза покойника были полны ужаса и обращены немного влево.

Франк рассматривал обе картины спокойно и тщательно. Он не очень-то разбирался в живописи, но в манере письма, в красках, а главное, в костюмах было много общего. Картины казались близкими по времени. Может, произведения одного живописца? Во всяком случае, лейтенант решил, что перед его глазами запечатленные художником первые шаги современной медицины, изучение человеческого тела. Оригинальные полотна, с которых были сделаны репродукции, относились, возможно, к Средним векам или к эпохе Возрождения.

Что же интересовало изверга в этих ужасных сценах вскрытия?

Шарко вспомнил послание, высеченное на стене подземелья:

Мы те, кого вы не видите, ибо не умеете видеть. Мы забираем, не возвращая, жизнь, Смерть. Без жалости.

Очевидно, между смертью и этими картинами существовала какая-то крепкая связь. Она словно била фонтаном из этих образов, давила всей своей тяжестью на плечи зрителей. Шарко почти ощущал ее ледяное дыхание.