Павел Амнуэль - Конус жизни

– Я никого не убивал, детектив, – тусклым голосом произнес старик. – Почему вы пришли сейчас, когда провалили дело?

– Я пришел, чтобы задать вопросы…

– Оставьте! Мы просто разговариваем. Официальных полномочий у вас нет и быть не может. Так что вопросы могу задавать и я, и оба мы имеем равное право не отвечать. Хотите продолжить? Кстати, вы не боитесь стать двадцать четвертым?

Златкин почувствовал себя беззащитным перед стариком, который, в принципе, не смог бы нанести ему никакого физического ущерба, но сумел бы лишить его жизни так же просто, как смахнуть шмеля, усевшегося на подлокотнике кресла.

– Я не стану двадцать четвертым, – стараясь выглядеть спокойным и уверенным, сказал он. На самом деле Златкин не был уверен ни в чем. Ни в том, что двадцать четвертым не станет, ни в том, что двадцать три из списка стали жертвами безумного старика, ни в том, что старик действительно что-то сделал, а не просто занимался самой мирной наукой на свете – психологией личности.

Златкин рассчитывал на неожиданность, на то, что старик сразу сломается и заговорит. Скажет правду. Наверняка не истину. Но хотя бы правду.

Старик оказался хитрее. Или умнее. Или дальновиднее.

– Доведу до конца ваше дело, – сказал детектив, – и выйду в отставку. С сознанием того, что оказал людям услугу. Если оставить вас на свободе…

Если успею довести дело до конца, – подумал он. Большой вопрос: кто окажется за решеткой раньше – доктор Аллисон или детектив Златкин.

– Оставите, конечно, – пренебрежительно произнес старик, но Златкин все же уловил в его голосе нотку неуверенности. Не мог он быть уверен. Никто не может быть уверен ни в чем на сто процентов. Не бывает вечных двигателей, идеальных машин, характеров и теорий. Идеальных преступлений не бывает тоже. Старик это знает. Конечно, знает, при его-то уме.

Старик молчал, подставив солнцу лицо и закрыв глаза. Воображает, видимо, что, если не будет смотреть, то гость исчезнет, как исчезает воспоминание, если думать о чем-то постороннем. О белом слоне, например.

Детектив кашлянул, и старик отмахнулся от звука, как отмахиваются от надоедающей мухи.

– Хорошо, – хмыкнул Златкин. – Теперь моя очередь для недоговорок.

Впервые с этим проклятым делом я столкнулся года полтора назад. Столкнулся в буквальном смысле – на стрельбище, где отрабатывал точность стрельбы с колена. Отстрелялся неплохо, выбил девяносто четыре из ста и сел отдохнуть, лениво разглядывая причудливой формы кучевые облака, грозившие пролиться коротким, но сильным дождем. За спиной двое – кажется, из отдела экономических преступлений, – вели неспешный разговор о своих, не интересных мне проблемах.

– Проверишь по расчетным файлам и сам убедишься, – говорил басом мужчина, о котором по голосу я мог сказать, что роста он небольшого, толст и неуклюж, только в экономическом отделе ему и место. – А ты слышал, что вчера сделал Варетто?

– Нет, – произнес красивый баритон, и по голосу я решил, что этот точно из дорожной полиции. – Что же он сделал?

– Не поверишь, – хмыкнул бас. – Горел дом на Гроув-стрит. Пожарные прибыли, но еще не успели приступить. А в доме, на втором этаже, кто-то вопил детским голосом. Варетто оказался там случайно. А может, и нет – сейчас никто точно не скажет. Он бросился в дом, там все горело, и шансов добраться в дыму до второго этажа без спецкостюма не было никаких. Остановить его не успели.

Бас замолчал, и красивый баритон спросил:

– Варетто? Ты шутишь? Он трус. Помню, в прошлом году…

– Я тоже помню, – перебил собеседника красивый баритон. – Потому и странно. Такая страшная смерть.

– Смерть? – пораженно переспросил бас. – Ты хочешь сказать, Варетто умер?

– Ты не слышал? Пожарные его вытащили, он сильно обгорел и угарным газом надышался, но опасности для жизни не было. По пути в госпиталь у него остановилось сердце.

– Ничего себе! – воскликнул красивый баритон. – Варетто! Вот уж от кого не ждал!

Голоса смолкли, и я обернулся посмотреть. Одного узнал: патрульный из одиннадцатого отделения. Высокий и худощавый. Второй был мне неизвестен – маленького росточка с огромными ладонями-клешнями.

– Люди порой поступают странно, – тяжелым басом сказал коротышка. – Живет незаметно и вдруг убьет кого-то. Или собой пожертвует.

Худощавый баритон кивнул и покосился в мою сторону. Я поспешно отвернулся.

Варетто я не знал и разговор запомнил только потому, что ошибся – внешне люди оказались совсем не такими, какими я их представил по голосам.