Павел Амнуэль - Конус жизни

Я мог набрать номер Вакшанского и спросить: что он имел в виду, когда спрашивал, боюсь ли я. И я не мог набрать этот номер, потому что Вакшанский догадается, что да, боюсь и ничего не могу с этим поделать.

Я набрал номер и, когда Мери ответила, не сразу нашелся, что сказать, потому что позвонил, не представив заранее разговор. Вдруг. Такие поступки были мне не свойственны, и, когда еще звучал звук вызова, я хотел разговор отменить, но не успел.

– Добрый день, детектив Златкин, – сказала Мери. – Рада вас слышать.

Вообще-то я еще не сказал ни слова, так что она скорее рада была видеть номер моего телефона.

– Нужно встретиться. – Я даже не поздоровался и понял это не сразу, а после того, как Мери испуганно сказала:

– Что-то случилось? Кто-то еще…

Да, кто-то еще. Мери верно меня поняла, и я не стал вести лишние разговоры.

Встретились мы в том же кафе, сели за тот же столик, заказали те же кофе и круассаны – возникло ощущение, что мы и не расставались. Я обратил внимание: на Мери было то же платье и те же серьги. А какая у нее была в прошлый раз прическа, я не запомнил, и это меня смутило: я обязан запоминать и такие мелочи. Как же я был увлечен разговором (или этой женщиной?), что упустил из вида, возможно, и не существенное, но почему-то, как мне показалось, важное обстоятельство.

Я не стал ждать, пока принесут кофе и мы его в молчании и ожидании выпьем, – положил перед Мери на стол карту и сказал:

– Здесь «кто-то еще». А мы с вами тут. – Я ткнул пальцем в значок «Кафе». Мы были внутри круга – внешнего, все-таки, а не внутреннего.

– Не понимаю… – пробормотала Мери. – Я не сильна в схемах и картах. Я даже машину не могу вести по навигатору. Слушаю голос, который говорит, когда и куда сворачивать, а на экран не смотрю никогда. Сбивает с толку, и я поворачиваю не там и не туда.

Она улыбнулась, и я понял, что длинная эта и не очень нужная фраза нужна была, чтобы преодолеть взаимную скованность.

Я все объяснил. Принесли кофе. Точнее, наверно, принесли. Когда я отвлекся от объяснений, оказалось, что чашки наши пусты, а от круассанов осталась половинка последнего, мы оба не знали – чья это половинка, а потому оставили лежать на тарелочке.

Вывод Мери сделала такой же, какой пришел в голову мне – а может, я ей подсказал, не помню.

– Значит, что-то есть тут, в круге? – сказала она без испуга, но с любопытством. – Разве можно на расстоянии заставить человека поступать так, как никогда раньше? Можно вызвать остановку сердца? Лучи какие-то, да? Серийный убийца, притаившийся…

Вот и началась конспирология. Чего я терпеть не могу в дилетантах – они прежде всего высказывают самые нелепые и нелогичные объяснения.

– И с того света тоже звонит таинственный серийный убийца? – Я старался скрыть сарказм, но Мери уловила, конечно, и внимательно на меня посмотрела. Внимательно и осуждающе.

– Полиция этим занимается? – спросила она, отведя взгляд. – Что-то удалось выяснить?

Правильные вопросы. И правильный акцент. Она будто отделила меня от полиции.

– Нет. Это не криминальные случаи. В полицию сообщили потому, что существует правило: сообщать о любой неожиданной смерти. Мало ли что… В большинстве случаев – и в этих тоже – патрульные только мешают врачам делать свое дело. Для патрульных – лишняя работа, для врачей – ненужная бюрократия. И довольно часто о таких смертях врачи не сообщают – если, например, внезапно умерла старушка, и нет резона привлекать полицию к очевидному случаю.

– То есть это, возможно, не все случаи? – спросила Мери.

– Наверняка не все.

– А можно ли…

Я понял ее мысль.

– Теоретически – да. Поднять медицинские документы во всех больницах в пределах большого круга. Желательно – и вне. Но…

– Заниматься этим никто не будет. И вы тоже.

– У меня нет времени на такую работу. Тем более, что она не входит…

Я замялся.

– В круг ваших обязанностей, – закончила за меня Мери. – А звонки?

– Видите красные крестики?

– Господи! Это кроме Мелиссы и Генриха? – Если раньше Мери рассматривала карту довольно спокойно и, я бы сказал, с любопытством, то теперь в ее голосе появился испуг – такой же, как у меня, когда я услышал вопрос «а вы не боитесь?»

– Вы… – спросила она, помолчав и не поднимая на меня взгляда. – Вы… слушали? Смотрели?

Я покачал головой.

– Не было возможности. Это не криминальные случаи, и я не мог ни позвонить, ни, тем более, явиться без позволения и попросить показать не предназначенные для постороннего уха записи, если они вообще сохранились. Не мог сказать: «Я из полиции, позвольте мне…» Более того, поскольку я все же из полиции и об этом мне придется сказать сразу, отношение ко мне будет, мягко говоря, смешанным, и, скорее всего, ничего толком узнать не удастся.