Артём Чепкасов - А любить никто не хотел

– Не надо, дядя Омар! Не бейте! – верещал мальчик, сотрясаясь в рыдании, но чья-то лёгкая тёплая рука, похожая на мамину, медленно погладила его вихор, и кто-то невидимый прошептал женским голосом:

– Не плачь, Антошка, не плачь. Всё кончилось. Тихо, мальчик, тихо, а то услышат…

– Кто услышит? – осторожно поинтересовался ребёнок, стараясь успокоиться и с усилием растирая настырные слёзы, часто всхлипывал. – Кто вы?

– Фатима, – ответил голос ещё тише.

– А папа где?

– Пойдём, к маме отведу, – сказала продавщица вместо ответа, и Антошка догадался, об отце спрашивать не надо.

Никогда и негде. Про него нужно забыть. Навсегда.

На любимый Душанбе уже опустилась ранняя южная ночь, стало холоднее и ни машин, ни людей вовсе нигде не было. Даже уличные фонари горели не все, а лишь один. У магазина через дорогу, освещая узкий участок. И в окнах домов света тоже не было. Разве что в нескольких, на которые Антошка боялся взглянуть, чтобы оттуда не увидели его. Большой, добрый, красивый город, как и маленький его житель тоже застыл в ужасе и опасался лишний раз пошевелиться.

Тётка Фатима, крепко прижав Антошку к себе, вела его к дому не напрямую, а стараясь оставаться в тени, и двигаясь окольными дорожками, от угла к углу, от дерева к дереву.

– Мой дом там, тёть Фатима, – тихо говорил Антошка и испуганно спрашивал. –Почему мы идём не туда?

Но продавщица молчала и, прижимая его ещё крепче, закрывала ему рот потной вонючей ладошкой да судорожно оглядывалась по сторонам.

Через миг Антон догадался, тётке Фатиме ещё страшнее, чем ему.

– Вот в этом доме русские жили, я знаю, – внезапно послышалось со стороны, и Антошка увидел много корявых теней, пугающих своей огромностью и уверенно шедших к подъезду, соседнему с его.

– Директор школы со своим выводком, а жена у него русский язык преподаёт. Выгоним их! Это наш дом!

– Правильно, пусть в свою вонючую Россию катятся! А мы тут сами себе хозяева, сами на нашей земле управимся, без них себя прокормим и жить все богато будем!

Когда вошли в родной подъезд, там тоже было темно. Придержав дверь, тётка Фатима запнулась о ступеньку, но удержалась, прижав ребёнка сильнее, и стало ещё страшнее. Мальчик слышал, сердце женщины бьётся быстрее, чем его. И гулко. Как его собственное, когда он в ванной с головой погружался под воду, что в ежевечерней помывке любил больше всего, представляя себя в эти короткие секунды водолазом да всякий раз, стараясь задержать дыхание хоть на миг дольше прежнего.

Вдруг из соседнего подъезда послышался шум, крики отчаяния на русском и злой брани на таджикском – выгоняли русских из их квартиры, из их города, из их советской республики. Из их жизни.

Антошка впервые сам прижался к тёте Фатиме, только бы не слышать и не видеть всего того непонятного в своей злобе, что внезапно свалилось на добрый и славный Душанбе. На его Родину. Легко подняв Антошку на руки, женщина осторожно, только бы не топать, поднялась на третий этаж. И шли слишком долго, отмеряя во тьме ощупью каждую ступеньку. Крики же в соседнем подъезде уже смолкли.

Убили? Или?

Разглядев во тьме дверь родной квартиры, Антошка впервые за нескончаемый, первый в его жизни плохой день почувствовал облегчение. Но тётка Фатима тихо и совсем уж неожиданно для мальчика, постучала в дверь квартиры напротив, к тёте Зулфие.

– Тётя Фатима, я в той квартире живу, – неуверенно прошептал Антошка и его рот снова закрыла ладонь женщины, и мелькнула мысль, насколько же ещё может быть страшнее.

А что, если страх бесконечен и теперь не пройдёт никогда, а день ото дня, час от часу будет становится только больше, пока не сведёт с ума? Неужели же это навсегда? Но Антошка так не хотел. Как хотел, он ещё не знал, но точно – не так, как уже есть. Отец сказал, ничего и никогда не бояться. А папку нужно слушаться. Только он один знает, как правильно. Он скоро придёт и всем всё объяснит, скажет, что они все должны делать, чтобы больше не бояться. Никогда и ничего.

Дверь соседской квартиры медленно приоткрылась, хозяйка внимательно посмотрела на визитёров, и уступив узкий проход, махнула рукой, чтобы гости заходили быстрее.

В квартиру соседей буквально прошмыгнули. Как проворные, хитрые мышки из какой-то уже успевшей позабыться детской сказки про злого и неумного кота. Антошка – он же взрослый уже и что ему до тех историй для мелюзги?

– Сыночек, родненький мой, живой – сопровождаемый маминым шёпотом и слезами, град поцелуев осыпал лицо мальчика, его голову, руки. – Говорила, не ходи.