Виктория Селман - Границы безумия

Седьмым, но не последним…

Рагуил по велению Господа тихонько притворил за собой дверь черного входа в доме Маркуса Линча и снял начищенные до блеска ботинки.

Эйдан Линч ненавидел своего отца. Это он был во всем виновен. Это он подстроил ту ночевку в доме дедушки и все их последующие встречи.

Настал час расплатиться за свои грехи.

Потому что, как сказал Иисус, величайший на земле грех — пренебрежение ближним.

Рагуил на цыпочках прокрался сквозь кухню. Из гостиной орал телевизор, совсем как в те дни, когда он жил здесь под чужим именем.

Он исполнил свой ритуал. Семь раз вдохнул кокаин. Семь раз прочитал «Отче наш». Семь раз осенил себя крестом: от лба к груди, от плеча к плечу. In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Прежде чем зайти в комнату, замер. Сперва надо прочитать еще одну молитву. Если допустить хоть малейший промах, все пойдет наперекосяк.

— Я ангел Твой, убийца Падших. Восстань со мной, Господи, и предай их силе меча моего.

Он произнес эти слова шепотом, хоть и знал, что отец не услышит: телевизор орал на всю катушку. Маркус Линч всегда был туговат на ухо.

Рагуил бочком прокрался к двери гостиной. Та была приоткрыта — как раз настолько, чтобы незамеченным заглянуть в комнату.

Отец, так и не переодевшись, сидел в кресле спиной к дверям и читал газету. Странно. Обычно он предпочитал журналы или пестрые таблоиды. Вечно покупал эту дурную газетенку — «Дейли мейл»…

Рагуил взялся за нож. Медленно, беззвучно вытянул его из ножен. Ярко блеснуло лезвие.

— Давай, — зашептали голоса. — Давай, давай, давай!

Он закрыл на мгновение глаза и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Настроить себя.

В жилах забурлил прежний азарт. Этаким сдавленным смешком — словно Рагуил был беспредельно счастлив и не мог удержать в себе радости.

В этот раз убивать будет сложнее. В отличие от предыдущих жертв, Маркус Линч не пьян. Сейчас в пользу Рагуила сыграет неожиданность.

«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь».

Он досчитал про себя до семи и толчком распахнул дверь, занося над головой кинжал и расправляя за спиной невидимые крылья. С боевым кличем, ангельским гласом, воинственным ревом бросился на грешника.

— Deus Vult! [56] На то воля Божия! (лат.)

И только опуская кинжал, вдруг осознал одну странность. За все десять минут, что он наблюдал за отцом, Маркус Линч ни разу не перевернул страницу.

И дело было даже не в том, что Маркус Линч не листал газету. И не в том, что он выбрал непривычное для себя издание.

Самым странным был отблеск, исходивший от газетных страниц.

Если б Рагуил помедлил хоть минуту, прежде чем бросаться к отцу с занесенным над головой ножом, то, возможно, успел бы задуматься. Успел бы заподозрить неладное. Однако эта мысль не дошла до коры его головного мозга, потому что Маркус Линч вдруг вскочил и повернулся к нему проворнее, чем каскадер из боевика.

Рагуил уже давно не видел отца. Люди со временем меняются, и если они не делают пластические операции, то с годами обычно выглядят старше. Человек же, который вскочил с кресла, был определенно слишком молод для Маркуса Линча.

Все происходило как в кино при замедленной съемке. Однако Рагуил не успел ничего осознать.

Мужчина, который никак не мог быть его отцом, ударил Рагуила в лицо кулаком и пнул по голени, выбивая из-под ног почву. Рагуил шатнулся, взмахнул ножом. Противник упал на колено, схватил его за щиколотку и дернул, наваливаясь сверху.

Рагуил отчаянно махал ножом. Чужое колено уперлось прямиком в живот, пришпилив к полу, так что архангелу возмездия оставалось лишь одно — беспомощно биться и скулить, как младенцу.

Кто-то еще выпрыгнул из тени и ногой придавил запястье. Другой незнакомец отобрал нож.

— Эйдан Линч, вы арестованы за взлом, проникновение и покушение на убийство, — заявил мужчина, которого он пытался убить.

На запястьях щелкнули наручники. Рагуил вытаращился на незнакомца. Тот был бледным, весь в прыщах, с запавшими глазами. Руки, невзирая на бицепсы, выглядели тонкими, как у девчонки.

У Рагуила отвисла челюсть. Он узнал инспектора. Хоть тот ни разу не выступал на пресс-конференциях, которые он смотрел в комнате отдыха в перерывах между сеансами терапии, но однажды стоял за спиной у Зибы Мак — именно в тот вечер, когда она назвала его педофилом.

Как он не догадался, что в отцовском кресле сидит никакой не Маркус Линч, а жалкий самозванец? Как вообще так вышло?..