Франк Тилье - Жил-был раз, жил-был два

Поль положил ладонь на книгу как бы в подтверждение своих слов.

— Но вымысел из этого романа стал нашей реальностью: для тех, кто знает всю историю, совершенно очевидно, что Траскман раскрывает собственную индивидуальность, своих демонов, свою страсть к преступлениям. Он описывает сцены с хирургической точностью, словно сам при них присутствовал. Помнишь сиамских двухголовых близнецов из дневника Жюли? Он сам этот монстр и есть. Это он, человек, который за завесой своеобразной нормальности творит зло. И он покончил с собой не потому, что его жена умерла, и не из-за депрессии, а…

— …из-за того, что он совершил в действительности .

Поль кивнул и снова погрузился в свои заметки:

— «Бессмертная Каспарова» тоже упоминается. Она занимает центральное место в сюжете и преследовании виновного. И не следует забывать, что в самом начале романа речь идет о сером «форде» с фальшивыми номерными знаками, в котором обнаружили тело. В точности такую машину использовали для похищения Жюли.

Габриэль тоже заметил эти детали. Да и могло ли быть иначе? История из «Последней рукописи» проняла его до самого нутра, до глубин его плоти. Тем более что, помимо деталей, приведенных Полем, один из главных героев страдал амнезией, как и сам Габриэль. Несмотря на его молчание, бывший напарник продолжил свою цепь доказательств:

— Однако сам сюжет вовсе не повторяет историю твоей дочери, и расследование копов совершенно не похоже на наше, поскольку в книге они работают над убийством, совершенном недалеко от Гренобля. В сущности, повествование просто следует механике романов этого жанра: похищения, убийства, состояние тревожного ожидания. Если бы мы располагали только этими деталями, то есть если бы мы опирались исключительно на суть, было бы трудно стопроцентно доказать виновность Траскмана. В конце концов, кто угодно мог отследить расследование исчезновения Жюли, учитывая, как широко освещалось это дело в прессе, а потом использовать сюжет для вымышленного романа. Но в нашем случае имеется еще и форма…

Он открыл свой экземпляр с многочисленными загнутыми страницами:

— «Лакал», «лавал», «нойон», «абба», «xanax»… Все палиндромы, написанные на гидроэлектростанции, подчеркнуты в книге. Сын сам признается в предисловии, что не знает, почему отец так их выделил. Но разве он не довел до совершенства искусство иллюзии, магии? «Я вам что-то показываю, но вы этого не видите». Наведя прожектор на палиндромы, Калеб Траскман, безусловно, настойчиво тычет пальцем в Сагас, еще один палиндром. Конечно, само по себе это невидимо, и только имея перед глазами целое, можно понять каждую его часть. Траскман — великий стратег, он хотел создать закодированную исповедь, почти не поддающуюся расшифровке. С этой целью он использовал массу уловок, которые, будучи собраны воедино и верно интерпретированы, приводят к раскрытию одной из граней истины: он и есть автор постыдного преступления, в котором невозможно признаться.

— То же самое и с именами некоторых его персонажей.

Поль горячо закивал:

— Ты тоже заметил? «Жюлиан Морган», «Жюдит Модруа»… Две первые буквы имени и фамилии — Жю Мо — отсылка к Жюли Москато. И другие детали того же плана, которыми усеяны страницы романа. Номерной знак украденной машины: ЖЮ-202-МО. И потом непонятная цитата в самом начале романа «Прежде него одно лишь слово: меченосец…», ты просек?

Габриэль покачал головой.

— Позавчера я увидел это слово в словаре, когда хотел посмотреть точное значение слова «ксифопаг», — объяснил Поль. — «Ксифопаг» идет прямо перед другим словом — «ксифофорус» [51] Ксифофорус — род рыб семейства пецилиевых, к которому относят виды, известные среди любителей аквариумного рыбоводства под названием меченосцы (у самцов нижние лучи хвостового плавника сильно удлинены и собраны в виде меча), и виды, не имеющие меча, известные под названием пецилии. , то есть «меченосец». Значит, фраза «Прежде него одно лишь слово: меченосец…» отсылает нас на одно слово назад, то есть к «ксифопагу». К двойному монстру, нарисованному в дневнике Жюли. Одно лицо добродушное, другое просто ужасающее.

— Символ, — уточнил Габриэль. — Существует та часть человека, которая видна всем, и та, которая несет зло…

— Именно. Калеб Траскман упоминает ксифопага и в развязке. То есть он для него важен. В своей книге писатель постоянно играет с этой двойственностью. Он спрятал собственное преступление в «Последней рукописи», но весьма своеобразным образом: он выставляет его на всеобщее обозрение, но никто его не видит. И это, черт побери, верх самонадеянности. Вот что я думаю: Калеб Траскман — тот человек, который анонимно приехал и поселился в шале семейства Эскиме летом две тысячи седьмого года, намереваясь написать или придумать один из своих романов — «Senones», опубликованный год спустя. Сенон — название некоего воображаемого города, во всем походящего на Сагас, и тоже, заметь, палиндром. Сначала Траскман остановился в гостинице «У скалы», где познакомился с Жюли, прежде чем перебрался к Черному озеру. Там он продолжил свои тайные отношения с твоей дочерью. У них была и интеллектуальная, и физическая связь, которая плохо закончилась. Возможно, в приступе безумия он хотел увезти Жюли, а она воспротивилась… Он возвращается домой, но демоны терзают его. Он не может забыть ее, он одержим ею, он хочет, чтобы она всегда была рядом, ему необходимо, чтобы она безраздельно ему принадлежала.