Екатерина Островская: Открой глаза, Фемида! [litres]

– Привет, сигареткой не угостишь? – начал он и вспомнил: – А-а, ведь ты не куришь… Ну, тогда ладно…

Он хотел отойти, но что-то удержало его.

– Борьку Лифшица помнишь? – поинтересовался Словоерсов. – Маленький такой был. А сейчас…

– Неужели подрос? – пошутил Высоков.

– Нет, конечно, хотя пузо наел приличное. Он уже восемь лет живет в Штатах. Работает по специальности… Говорит, что поднялся хорошо. Лифшиц мне позвонил вчера по старой памяти, пригласил в субботу в кабак. Может, вместе сходим?

– Так я с ним не дружил.

– А я разве дружил? С ним, по-моему, никто…

– Не знаю, смогу ли, – начал сомневаться Владимир Васильевич.

– А чего знать? – наседал бывший сокурсник. – Бери с собой Никифорову, она какую-нибудь подружку прихватит… Или ты боишься, что тебя – судью – увидят в обществе адвоката и невесть что подумают? Так у тебя в производстве нет моих дел, к тому же мы университетские друзья.

Друзьями они никогда не были, но Высоков спорить не стал.

– С чего ты взял, что у меня с Никифоровой что-то есть?

– Ой, ой! – изобразил смущение Словоерсов. – Да все знают. Она же была на два курса младше нас и на тебя уже тогда заглядывалась. Потом это ведь она жила в общаге в комнате вместе с Коробейник, а после замуж выскочила и освободила жизненное пространство.

Словоерсов, судя по всему, знал все. Вероятно, и про Гурамова тоже.

– Послушай, Дима, – начал оправдываться Владимир Васильевич, – про Никифорову – это сильное преувеличение. А что касается ресторана, то я подумаю.

– А чего думать? Ресторан «Строганофф» на Невском. К семи вечера и подходи.

Субботний вечер Высоков собирался провести как раз с Алисой, но накануне та позвонила сама и сказала, что у дочки день рождения и вместо того, чтобы отправиться к бабушке, дочь будет отмечать дома. Бабушка, само собой, притащится праздновать и останется ночевать.

– Так что извини, милый, – закончила свой доклад мировой судья Никифорова, – вот такая у меня мама!

– Я ее не осуждаю, – пошутил судья Высоков.

И теперь понял, что отправится в ресторан «Строганофф».

В зале играла музыка. Столики были застелены скатертями, на них стояли подсвечники со свечами. Те, правда, не горели, но все равно все выглядело очень пристойно. Высоков отыскал глазами стол, за которым сидели Дима Словоерсов и невысокий лысеющий человек, в котором трудно было узнать Борю Лифшица: в годы обучения Боря был кудряв и у него на подбородке красовалась растительность, мало похожая на бороду. Теперь он был гладко выбрит и одет в черный смокинг с галстуком-бабочкой.

Владимир Васильевич подошел к ним и поздоровался. Лифшиц поднялся со своего стула, но ростом выше не стал. Он посмотрел на бывшего сокурсника снизу вверх и удивился:

– Ты что, до сих пор растешь?

Незаметно опустился на стул и тут же продолжил разговор, который они вели:

– Короче, открыл я свою контору. На Брайтоне, разумеется. Маленький офис – одна тесная комнатка, рядом с моим столом, в шаге – вход в туалет. Никакой секретарши, разумеется, – платить-то ей нечем. Вывеску повесил «Борис Лифшиц. Разводы, раздел имущества, наследственные дела». Клиентов не было, а если кто и приходил, то с порога предупреждал: «Я – человек бедный, у меня даже страховки нет». Потом часть вывески у меня упала и раскололась. Осталась только часть: «…наследственные дела». Коротенькая, как вы понимаете. Я взял и приписал «в России». И ровно через два дня ко мне пришла старушенция – семьдесят восемь лет. Долго мне рассказывала, как трудно жить – мол, у нее много болезней, а недавно умер муж, которому было восемьдесят восемь и он до последнего дня работал… А теперь она и сама скоро. Короче: наследников у нее нет, разве что в России – троюродная племянница, которой тоже лет семьдесят и живет она в Ленинграде. Клиентка попросила составить завещание в пользу племянницы, пожелав оставить ей свою квартиру, ювелирную лавку, банковский счет, автомобиль «додж» и украшения… Всего, по ее подсчетам, наследство составляло около десяти миллионов долларов. Заработал я на оформлении ее наследства совсем немного. И вдруг старушенция умирает.

Лифшиц откинулся на спинку стула.

– Я узнал об этом чисто случайно. И сразу стал действовать согласно условиям нашего контракта. Начал искать ее племянницу, указанную как проживающую в Санкт-Петербурге Мара Давидовна Меергольц. Таких в нашем славном городе не оказалось. Слава богу, я обратился в одно разыскное агентство, которое выполнило всю работу.