Франк Тилье: Шарко

Люси на несколько секунд погрузилась в размышления.

– Никто не в курсе? Даже моя мать?

– Только мы вдвоем.

– Ты твердо уверена? Ни с кем из соседей не говорила? Или с друзьями из твоей ассоциации?

– Слово даю, что нет.

Люси твердо посмотрела тете в глаза. Потом допила свой кофе. Взяла папку и встала:

– Отлично, я просмотрю бумаги. Но ты не должна никому ничего говорить. Ни маме, ни, главное, Франку: пока что я не хочу, чтобы он вмешивался, он ведет серьезное дело. Это касается только нас, тебя и меня. Сумеешь придержать язык?

Тетя поднесла пальцы к губам, как если бы хотела их зашить. Потом встала, опираясь на палку, и обняла ее:

– Спасибо, Люси. Ты не изменилась. Я знала, что могу на тебя положиться.

Люси рассказывала «Трех поросят» с таким воодушевлением – и наверняка с некоторым избытком полицейской достоверности, – что две пары круглых, как блюдца, глаз смотрели на нее, не мигая, натянув одеяла до самого носа. Закончив, она закрыла сборник сказок и исполнила ритуал укладывания спать: поглаживания, поцелуйчики, ласковые слова и снова куча поцелуйчиков.

– Ну все, котята. До завтра.

Жюль настоял, чтобы она не выключала свет. Из пары близняшек он был более пугливым. Кстати, если его брат Адриен переносил первые дни в детском саду скорее неплохо, то Жюль проливал каждое утро потоки слез и превращал расставание в душераздирающую сцену прощания. Ему было очень трудно отрываться от матери, как и ей от него.

Люси присоединилась к Франку на кухне. Тот готовил себе термос с очень крепким кофе и, насвистывая, намазывал маслом половинку батона. На нем была самая парадная одежда: костюм угольно-черного цвета и полосатый галстук. Накануне после многомесячного расследования его бригада из Управления задержала подозреваемого в двойном убийстве. Для полицейских это было все равно что салют на Четырнадцатое июля [7] Четырнадцатое июля – День взятия Бастилии в 1789 г. – национальный праздник Франции. .

– Мне только что позвонил Маньен. Дюлак еще не раскололся, но с тем набором доказательств, который ему сунули под нос, скоро дозреет. Вопрос трех-четырех часов.

Люси добавила маринованных огурчиков на его бутерброд – он их обожал, но вечно забывал положить – и завернула все в фольгу.

– Прижми этого урода, Франк. Чтоб мы хоть не зря работали.

– Его ждет самая роскошная ночь в его жизни. Пять звезд и все по заказу.

В нем по-прежнему пенилось и играло возбуждение – даже после стольких лет охоты на Зверя. В пятьдесят четыре года Франк Шарко продолжал «мести тротуары», несмотря на стареющие кости, неприглядность мест преступления и постоянное соприкосновение с нищетой и растущей жестокостью. Конечно, разные случались моменты, и он давно счет потерял тем случаям, когда по ночам принимал решение повесить перчатки на гвоздь, но стоило ему глянуть на сыновей или какому-нибудь типу подорваться вместе со своим шахидским поясом – и коп из Управления вновь бросался вперед с тем же ожесточением и красной пеленой в глазах, что и в свои двадцать лет.

Он взял оба мобильника – один личный, другой рабочий: и речи не могло быть о том, чтобы смешивать работу и семью. Люси проводила его до входной двери их маленького домика в местечке Со, к югу от Парижа. Уютное, приятное жилище, рассчитанное на самую что ни на есть размеренную жизнь вчетвером. И Управление не слишком близко, а должная дистанция совершенно необходима – лишняя предосторожность для защиты семейного очага от наносной грязи. Она поцеловала его и поправила ворот плаща. Дождя не обещали, но Шарко вел себя как шахматист: всегда хотел быть на ход впереди.

– Я сразу не лягу, – сказала Люси. – Посмотрю кино, почитаю. Пришли мне сообщение, когда Дюлак расколется. Хоть в два ночи. Я открою шампанское.

Шарко кивнул и впихнул свои широченные плечи в машину. Едва оставшись одна, Люси бросилась к телефону и, как и было договорено, набрала номер Джаи, их няни-филиппинки. В двадцать один сорок пять девушка была у них. Люси сбегала за своими бумагами и ключами от машины.

– Они спят. Мобильник у меня с собой, звоните сразу, если что случится. Не знаю, когда вернусь, может, к полуночи или позже. И не забудьте: Франк не должен ничего знать, ладно? Если зазвонит городской телефон, не подходите.

– Можете на меня положиться.

Джая ответила заговорщицким тоном. Люси надела кобуру со своим девятимиллиметровым «зиг-зауэром» у нее на виду, чтобы та не вообразила ничего лишнего: если собираешься наставить рога своему сожителю, то вряд ли берешь с собой оружие, если только ты не полная извращенка. Потом накинула тонкую курточку и вышла.