Франк Тилье - Шарко

– У нее исчез страх, – догадался Валковяк. – Значит, имеют место два разных течения болезни, в зависимости от пути заражения?

– Да. Инфицирование нервными клетками мозга влечет за собой дрожь, потерю равновесия, затем смерть. При инфицировании через кровь развивается безразличие к опасности, но не физическая деградация.

– Так вот каким образом изменилось племя банару…

– Абсолютно верно. И сороваи, и банару были каннибальскими племенами, но с различными ритуалами: в отличие от сороваев, банару не прикасались к мозгу своих покойников. Можно представить, что изначально «короба́» спонтанно проявилась у соровая, например заразившегося от какого-то животного.

– Создав таким образом нулевого пациента [78] Нулевой пациент – первый заразившийся каким-то образом человек, с которого начинается эпидемия. .

– Да. Потом болезнь начала распространяться от соровая к сороваю, как следствие поедания мозга. Затем можно предположить, что первый банару был заражен, получив ранение в схватке с врагом-сороваем. И что он начал заражать своих соплеменников через ритуалы, связанные с кровью, свойственные этому племени. А дальше все пошло своим ходом, разновидность «короба́» потекла по венам банару…

Люси не хотела его прерывать техническими вопросами, но сказала себе, что поедание мозга должно было сопровождаться поглощением максимума дефективных прионов, а значит, причинять более серьезный ущерб всему мозгу в целом, вызывая быструю дегенерацию – ускоренный эффект домино… А вот больная кровь содержала неизмеримо меньшее их количество: болезнь сосредоточивалась в центре страха.

Ван Боксом рассказал, что обе обезьяны умерли, причем та, которая лишилась чувства страха, не смогла перенести заточения. Теперь следовало все воспроизвести с самого начала, но действуя строго по правилам: описать «короба́» шаг за шагом, составляя на этот раз научные протоколы. С помощью зафиксированных изменений, происшедших с обезьянами, и своих записей ван Боксом сумел убедить группу исследователей и медиков сопровождать его в джунгли. Он вернулся туда, где провел шесть долгих лет своей жизни. Но, добравшись до окрестностей деревни, он обнаружил там ад.

– В мое отсутствие зло свершилось.

Кровь… Эта внутренняя жидкость, которая омывала ткани, насыщала мышцы, питая и в то же время унося отходы, носительница жизни и смерти, снадобья и болезни, сейчас растекалась по полу бойни.

Снова собравшись вместе, копы двинулись к истоку алой реки, который скрывался где-то в глубине здания. Не было другого пути, кроме как шагать по клейкой жидкости, от которой несло смешанным запахом растворенного железа и пыли. Сквозь шум дождя слышно было, как чавкают подошвы, пока лучи фонариков шарили в тенях по углам, высвечивая давнее запустение. У Шарко мелькнула абсурдная мысль: vampyres расстилали перед ними красный ковер.

Неожиданно Ухо наставил свой фонарь и оружие внутрь загона, куда когда-то помещали обезумевших животных, прежде чем их зарезать. Луч обрисовал обнаженное тело, словно скульптуру из света и тени. Мужчина с бритым черепом стоял на коленях в узком пространстве, спиной к ним, с болтающимися руками и шеей, закрепленной между двумя металлическими стержнями, расположенными сантиметрах в десяти друг от друга. Он был залит собственной кровью. На спине – скарификация Blood, Death, Evil . А на подошве левой ноги – символ «Pray Mev».

Шарко подошел ближе. Лицо представляло собой мешанину из плоти: только тяжелый предмет – камень, дубинка – мог превратить его в подобное крошево. На его горле, как улыбка, зиял разрез от уха до уха. Чистый и точный удар ножом, жертва должна была потерять всю кровь менее чем за пять секунд. Член свисал, как ванильный стручок, одно из яичек проткнуто ампаллангом с головой козла.

Сзади прозвучал голос. Франку потребовалось мгновение, чтобы оторваться от кошмарного видения.

– Тут еще один.

Шарко медленно попятился, оглушенный. Соседний загон являл собой ту же картину. Бритый череп, море крови, знаки принадлежности к клану… И следующий загон тоже, как будто один и тот же диапозитив размножили до бесконечности и стали прокручивать через проектор.

Члены клана выстроились в ряд, безымянные, зарезанные, как скотина. Их невозможно было ни различить, ни опознать.

Паскаль отступил с явным намерением грохнуться на пол, но выдержал столкновение с немыслимым. Единственное слово, которое сорвалось с его губ, было: