Николай Леонов - Лучший среди мертвых

Как и предсказывал Данилин, дядя Ваня оказался там. Плотницкий цех простаивал, все станки стояли без работы, но дядя Ваня без дела не сидел. Он занимался тем, что упорядочивал имеющиеся в наличии стройматериалы. Складывал необрезную доску в штабеля, переносил горбыль подальше от складов, собирал опилки. Визиту Гурова дядя Ваня обрадовался.

– Приятно пообщаться с живым человеком, – весело проговорил он, пожимая ему руку. – Здесь есть сторож, но собеседник из него никудышный. Целыми днями в экран телевизора пялится, слова от него не добьешься.

– Вы здесь безвыездно? – поинтересовался Лев.

– А куда мне идти? Дома сидеть, мух считать? – улыбнулся дядя Ваня. – Я ведь в этой фирме с самого основания тружусь. Семьи нет, детей нет, друзей вот теперь тоже не осталось. А здесь какая-никакая работенка всегда найдется. Работа, она дурака любит. Кто везет, на том и едет. Я к этому привык, маюсь от безделья. Пусть уж лучше без оплаты, да при деле.

– Так вы больше не работаете в фирме? – уточнил Гуров.

– Как не работать? Работаю. Вернее, числюсь. Застройки все заморожены, присматривать не за кем, вот я сюда и подался, – объяснил дядя Ваня. – Слыхал небось горе у нас какое?

– Вы про смерть Ярцева?

– Про нее самую. Был у меня дружок, да весь вышел. В один день две потери: ни друга, ни работы.

– Вы с Аркадием дружили?

– Вроде того. Я его уму-разуму учил, он мне душу изливал. Своеобразный симбиоз, – пошутил дядя Ваня. – Теперь никакого симбиоза, одна пустота.

– Что можете сказать по поводу предъявленного Ярцеву обвинения?

– А вы за каким лядом интересуетесь? И после смерти покоя человеку нет!

– Полагаю, что вашего друга убили.

На лице дяди не отразилось никакого удивления, только печаль и смирение.

– Вижу, вас мое заявление не удивило, – проговорил Гуров.

– Чему тут удивляться? Убили так убили. Один хрен, могила в два метра да вдовьи слезы в подушку, – высказался дядя Ваня. – Что сам, что с подачи, какая теперь разница?

– Возможно, виновный в смерти вашего друга виновен еще в десяти смертях. Или это тоже все равно?

– Эк куда загнул! – Дядя Ваня аж присел от удивления. – Десять душ загубил? И когда успел только?

– Вы имеете в виду кого-то конкретно?

– Упаси боже! Я с убийцами не якшаюсь, – замахал руками дядя Ваня. – Так, само вырвалось.

– Аркадий был знаком с Олегом Пресновым? – Гуров решил, что не стоит ходить вокруг да около, а лучше спросить в лоб.

– С Олежкой? Был знаком, как не быть, – подтвердил дядя Ваня. – В те времена Олежка у нас в Туле в администрации сидел, земельными вопросами ворочал. На этой почве они и сошлись.

– Тогда тоже были злоупотребления?

– Не для протокола? – переходя на шепот, спросил дядя Ваня.

– Не для протокола, – подтвердил Лев.

– Не без этого. Парни тогда хорошо руки нагрели. Аркашка, тот поменьше взял, да у него и должность помладше была. А Олежка на тех деньгах в столицу и втерся. А как власть заимел, так от Аркашки и отвернулся. Даже перед угрозой разоблачения устоял. – Сказав это, дядя Ваня испуганно зажал ладонью рот, но было поздно.

– Значит, так, дядя Ваня, либо вы все выкладываете здесь, либо мне придется вас арестовать и доставить в Москву, – строгим тоном заявил Гуров. – Вопрос идет не только о смерти Аркадия Ярцева. Этот человек погубил девять невинных душ только ради того, чтобы скрыть убийство одного. Из-за прежних темных делишек ваших друзей погиб адвокат, его жена в тяжелом состоянии лежит в больнице, я сам чуть не погиб. Так что отмолчаться не получится. Где говорить будете, решайте сами.

– В столицу, конечно, охота, да только кто меня обратно повезет? – попытался пошутить дядя Ваня, но Лев его шутливого тона не принял, и он, вздохнув, начал рассказывать: – Когда у Аркадия дела разладились, я имею в виду то дело с судом, он сперва запаниковал. Потом собрался, все обдумал и поехал в Москву к Преснову. Не захочет помочь по дружбе, говорит, поможет из страха. Я на него столько компромата имею, вовек не отмоется. Что там между ними произошло, мне неведомо, только приехал оттуда Аркашка темнее тучи. Не друг он мне после этого, говорит, и имени его при мне не произноси. Я и не собирался. Потом он снова в Москву подался, только теперь мне о своих планах ни слова. Дважды еще ездил, а потом – на тебе, ввалился в эту стену дурную. Вот я и решил, что ни дружбой, ни компроматом он сердце Преснова не растопил.

– Он упоминал при вас имя Роман Камов? – на всякий случай спросил Гуров.