Кара Хантер - Скрытые в темноте

– А все это значит, – подытоживаю я, – что мы возвращаемся к первоначальной временной шкале, согласно которой в шесть пятьдесят Ханна была жива и звонила Пиппе, а около семи тридцати вышла из дома, взяв Тоби с собой, чтобы поехать в Уиттенхэм. Рабочая гипотеза такова: Ханна отправилась забрать машину с соседней улицы, там встретила Харпера, и старик заманил ее к себе. Как и Вики.

Слышится шорох ног; все понимают, что придется начинать все сначала – ведь у нас по-прежнему нет ни улик, ни места преступления.

– Так что дальше? – устало спрашивает Бакстер.

– Надо еще раз прочесать дом на Фрэмптон-роуд вместе с ребятами Чаллоу.

– Но мы уже были там. Криминалисты проверили каждую комнату…

– Мне плевать. Мы наверняка что-то упустили.

В коридоре меня ждет дежурный по отделению.

– Инспектор, к вам пришли. Брайан Гау, тот криминалист-психолог.

– Серьезно? А я думал, он в Абердине или вроде того…

– Видимо, нет. Попросить его зайти попозже?

– Он не стал бы являться сюда без важного повода. Веди его ко мне. И пусть кто-нибудь сделает нам кофе – нормальный, а не это дерьмо из аппарата.

По дороге меня перехватывает супер, поэтому, когда я захожу в свой кабинет, Гау уже ждет. Я сразу понимаю, зачем он пришел: на столе перед ним лежит ксерокопия дневника Вики. А еще он взял кофе навынос из ближайшей кафешки.

– Откуда это у вас?

– Латте? – удивляется психолог.

– Дневник.

Гау откидывается на спинку стула и кладет ногу на ногу. Дергает стопой, задевая коленку.

– Алан Чаллоу прислал. Решил, что меня это заинтересует. Он был прав.

Я сажусь напротив.

– И?..

– Есть кое-какие мыслишки.

– Поделитесь с простым следователем?

Гау едва заметно улыбается.

– Конечно. Только я хотел бы понаблюдать за девушкой. Можно такое устроить?

– Я попросил Вики приехать в участок, чтобы дать показания. Назначил на завтра; сейчас узнаю, не получится ли ускорить процесс.

Гау тянется за своим кофе.

– Отлично.

Я выхожу, чтобы найти Эверетт и поручить ей связаться с Вайн-Лодж, а вернувшись, застаю Гау перелистывающим копию дневника.

– Больше всего меня смущает ребенок, – говорит он. – Точнее, ее отношение к ребенку. В больнице их пытались оставить вместе, но ничего не вышло, верно?

– Она так раскричалась, что мальчика унесли. Врачи решили не настаивать, иначе было бы только хуже.

– А потом? Они еще контактировали?

– Нет.

Гау хмурится:

– Уверены? Вы же не можете точно…

– Вообще-то могу. Он у меня дома, – неохотно признаюсь я, чувствуя, что к лицу приливает кровь. – Всего на несколько дней, пока ему не подыщут семью.

Заткнись, Фаули. Заткнись уже.

Гау удивленно смотрит на меня.

– Мда, это не совсем по протоколу…

– Харрисон одобрил, если вам интересно.

После долгой паузы он кивает:

– Ясно. А девушка просила его увидеть?

– Нет. Знаю только, что она плохо отреагировала на телерекламу с ребенком.

Гау складывает вместе кончики пальцев.

– Еще что-нибудь?

– Психиатр из больницы Джона Рэдклиффа предположил, что это посттравматическое расстройство. Что она блокирует воспоминания, частью которых является и ребенок.

Гау медленно кивает:

– Дитя, ставшее плодом насилия, всегда будет напоминать о насилии одним своим присутствием. Возможно, дело именно в этом, если она не сумела к нему привязаться.

Брайан Гау тщательно подбирает слова, уж это мне известно.

– Если?

Он снова пролистывает дневник.

– В записях прослеживает четкая психологическая траектория по отношению к ребенку. Сначала страх перед сексуальным насилием со стороны Харпера, затем отрицание новорожденного и, наконец, постепенное принятие ребенка как собственного. Вот, например, она пишет: «Заставляю себя думать, что он мой и не имеет никакого отношения к этому жуткому старому извращенцу».

– И что?

– Я хочу сказать, что все это идет вразрез с ее нынешним поведением. Яростное неприятие, даже игнорирование ребенка совершенно не сходится с тем, что мы видим в дневнике.

– Логично. Только вот отрывок, который вы прочитали, был написан до того, как начали кончаться еда и вода. Может, ее чувства переменились в результате такой эмоциональной травмы?

Гау качает головой:

– Мне сообщили, что она отдавала все запасы ребенку. А это значит, что девушка ощущала более крепкую связь с ним к тому времени, а не наоборот.

– И как вы это объясните?

– Я подозреваю некий сговор. Мысленный, скажем так, сговор. Что-то вроде стокгольмского синдрома [22] Стокгольмский синдром – термин, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и (или) применения угрозы или насилия. . Поэтому я и хочу сам за ней понаблюдать. – Он откидывается на спинку стула. – Во время разговора скажите ей про ребенка. Только начните нейтрально – говорите, например, не «малыш», а «рождение». Без лишних эмоций. Потом добавьте накала. Посмотрим, как она отреагирует.