Донато Карризи - Девушка в лабиринте [litres]

Пока она разглядывала фотографию, пытаясь свыкнуться с этим лицом, доктор повернулся к столику с микрофоном и включил записывающее устройство.

– Сколько тебе лет, Сэм?

Она впилась взглядом в фотографию:

– Не знаю… Тринадцать? Четырнадцать?

– Как думаешь, Сэм, сколько времени ты провела в лабиринте?

Она покачала головой:

– Понятия не имею.

Доктор Грин что-то записал.

– Ты уверена, что совсем не узнаешь себя на этой фотографии?

Она еще пристальней вгляделась в изображение.

– Волосы. – Она поправила выбившуюся прядку. – Я их обожаю.

Там, в лабиринте, я любила проводить время, ухаживая за волосами.

Воспоминание пришло внезапно, как озарение, явившееся неизвестно откуда.

Я их расчесываю пальцами, чтобы убить время в ожидании новой игры.

– Что-нибудь еще?

Я бы хотела зеркало. Но он не дает. В ней зародилось сомнение.

– Я… красивая? – робко спросила она.

– Да, красивая, – ласково ответил мужчина. – Но должен сказать тебе откровенно… Я знаю, почему он запрещал зеркала.

Сердце вдруг сжалось от тоски, от тревожного предчувствия.

– Я хочу, чтобы ты повернулась к левой стене и посмотрела сама…

В наступившей тишине она слышала только свое учащенное, судорожное дыхание: опять не хватало кислорода. Она посмотрела доктору Грину в глаза, чтобы понять, следует ли бояться. Но он выглядел невозмутимым. Она поняла, что это испытание и его никак не избежать. И стала медленно поворачивать голову на подушке. Резиновая маска впилась в щеку.

Сейчас я увижу девочку с листовки и не узнаю себя, подумалось ей. Но действительность оказалась в тысячу раз хуже.

Найдя себя в зеркале, она не сразу поняла, что за образ возвращается к ней.

– Тебя похитили февральским утром, когда ты шла в школу, – объяснил доктор.

Отраженная в зеркале постаревшая девочка с каштановыми волосами горько расплакалась.

– Мне очень жаль, – сказал Грин. – Это случилось пятнадцать лет назад.

«…пятнадцать лет без известий, без единой зацепки, без надежды. Пятнадцать лет молчания. Долгий-долгий кошмар, который закончился неожиданно счастливо. Ведь до позавчерашнего дня никто и вообразить себе не мог, что Саманта Андретти еще жива…»

Бруно смотрел выпуск теленовостей и старался расслышать слова журналиста, который вел репортаж у въезда в больницу, но ему мешал старик Квимби: он колотил палкой от швабры по висевшему в баре старому кондиционеру, надеясь таким образом заставить его работать.

– Господи, Квимби, да прекратишь ли ты? Вряд ли эта штука исправится оттого, что ты ее поколотишь палкой. – Гомес, один из самых упорных завсегдатаев бара, подал голос из отдельной кабинки в глубине зала.

– Что ты, на хрен, смыслишь в кондиционерах? – раздраженно буркнул бармен.

– Тебе следовало бы раскошелиться, чтобы твои клиенты дышали свежим воздухом, вот что я смыслю, – убежденно проговорил взмокший от пота толстяк, выбирая из батареи стоявших перед ним пивных бутылок недопитую и поднося ее ко рту.

– Конечно, я бы так и сделал, если бы все в этом заведении исправно платили.

Оживленные дискуссии между Квимби и клиентами были привычны для посетителей. Но в данный момент, кроме Гомеса, в баре находился только Бруно Дженко, которому было не до завязавшейся перепалки.

Дженко сидел на табурете у стойки, сжимая в руке стаканчик текилы, и не сводил глаз с экрана телевизора, стоявшего на верхней полке. Лопасти вентилятора над его головой разгоняли горячий, влажный воздух, пропитанный сигаретным дымом. Спиртное не успело еще перебить гадкий вкус во рту, оставшийся с тех пор, как полчаса тому назад его вывернуло наизнанку за баром, в глухом переулке. В туалет он не пошел, не желая, чтобы кто-то догадался, насколько ему плохо.

Но выглядел он ужасно, и тошнота грозила вот-вот вернуться, но он вдруг вспомнил о содержимом правого кармана своего льняного пиджака.

Талисман.

Дженко отвел взгляд от экрана и одним глотком осушил стакан. Все от жары, подбадривал он себя, прогоняя воспоминание. Никто не должен знать. И, не обращая внимания на перебранку, удары шваброй и рычание кондиционера, он пытался сосредоточиться на том, что говорилось по телевизору.

Новость о появлении Саманты Андретти вот уже сорок восемь часов била все рекорды на местных и центральных каналах, отодвинув на второй план даже волну аномальной жары, которая захлестнула регион, с температурой воздуха и уровнем влажности, ни разу не зарегистрированными прежде.