Николай Пахомов - Следствием установлено [Proza.ry]

Однажды же, то ли в летнюю, то ли в осеннюю пору, то ли из Курска, то ли ещё из какого-то волостного города, но прибыла в наши края команда служилых людей во главе с воинским начальником, чтобы Жигана с его бандой изловить да к царю на суд-расправу и отправить. И надо же было тому случиться, что остановились служивые на ночь в усадьбе дворянина (да и где же им было ещё останавливаться — не в крестьянских же халупах да овинах). За угощением воинского начальника жёнка дворянина и проведала, что нависла зла беда над её возлюбленным, и решила она, что жива не будет, но милого предупредит. Только не догадывалась длинноволосая (у баб волос долог, да ум короток), что воинский начальник уже что-то слышал про её шашни с разбойничком или же догадывался, поэтому специально и «проболтался» за хлебосольным столом о том, что на утренней зорьке и пойдут вязать шустрых молодцев. А сделал он это потому, чтобы, проследив за доброхотом татей, легче было стан разбойный обнаружить да и повязать всех разом, а не плутать в «потёмках» по незнакомому лесу. На это и его служилые были надоумлены (видно, не впервые им подобное делать приходилось). Им было приказано тайно следить за всеми отъезжающими или уходящими со дворянского двора.

Вот угостив при свечах да факелах (ведь ни электричества, ни даже ламп керосиновых в то время не было) служивых, засобиралась жёнка дворянина к себе в опочивальню, даже зевнула несколько раз для отвода глаз, чтобы её больше за столом не задерживали. Она-то зевнула, но воинский начальник-то не дремал, не зевал. Скумекав, что к чему, он тайком подмигнул своему помощнику, чтобы тот с ушлой бабы глаз не спускал. Только один хозяин, дворянин то есть, ни сном ни духом ни о чём не ведал, да чарку за чаркой медовуху в свою утробу опорожнивал, почти не закусывая, хотя стол, не в пример крестьянским, ломился от всякой вкусной снеди. Впрочем, какой русский мужик, будь он хоть родовитым боярином, хоть самым захудалым крестьянином, закусывает?.. Разве что рукавом рубахи…

Жёнка шмыг за ворота усадьбы (даже лошадку седлать не стала, чтобы не было лишней мороки — дорожка-то известная), служивые, таясь — за ней. Вскорости к ним и их начальник присоединился, оставив захмелевшего хозяина дремать за столом.

Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Под утро уже привела простодушная баба служивых к разбойничьему стану, но не успела она разбуженному атаману о беде-опасности сказать-предупредить, как наскочили коршунами служивые, стали сонных станичничков вязать, стали в полон их брать, а тех, кто пытался сопротивляться, казнили на месте безжалостно — такой уж приказ им сверху был дан.

«Это так ты, змея подколодная, за мою любовь и ласку отплатила, — вскричал страшным голосом ничего не понявший спросонья атаман Жиган, — так умри же, подлая! Проклинаю тебя!» И вонзил в сердце боярышни, не успевшей и слово вымолвить в своё оправдание, засапожный нож, с которым никогда не расставался, а затем схватил подвернувшуюся под руку дубину да и кинулся в самую гущу служивых, так как не хотел сдаваться живым. А, может, надеялся, что ещё удастся вырваться из окружения на волюшку. Свалил своей страшной дубиной атаман нескольких служивых, даже их начальника покалечил малость, но обмануть судьбу на этот раз ему было уже не суждено. Смертельно раненого повесили его по приказу старшого на одно из деревьев в окрестности того же самого гиблого места, где он сам производил расправу над попадающими в его руки бедолагами-купцами.

Так погибла изменившая мужу и не спасшая своего полюбовника баба-дворянка, оставшаяся безымянной, так был казнен атаман разбойничков Жиган. Но мало того, наложил на себя руки и обесчещенный дворянин, узнавший о гибели неверной супруги, которую он любил, как говорилось выше, больше жизни своей.

Селение же, в котором, благодаря случаю, хоть и не надолго, но без владельца-хозяина стали жить одни мужики, осталось, даже со временем разрослось. И за ним, а также за небольшой речкой, притоком Свапы, уже навсегда утвердилось название Жигаевки, то есть места, где когда-то разбойничал атаман Жиган. Позднее это поселение, получив по наличию в нём церкви статус села, стало именоваться уже Жигаево, а место, где погибли Жиган и его любовница, а также множество невинно убиенных Жиганом людей, стало называться Гиблым местом, а потом, для краткости, Погибелкой. При этом даже в совсем недавние времена, когда вокруг уже и лесов не стало, и окрестные топи да болота давно пересохли да в пашни превратились, в этом проклятом месте чуть ли не ежегодно гибли люди, и дурная слава его дожила до наших времён. Даже в ясный летний день в этой глубокой лощине, от которой до села-то всего с пяток километров, всегда бывает как-то не по себе любому одинокому путнику. А уж если доведётся там идти женщинам, то даже самые отъявленные атеистки мелко крестятся да спешно шепчут про себя обрывки полузабытых молитв или же плюются через левое плечо да повторяют как заезженные патефонные пластинки: «Чур, меня, чур!» — заручаются незримой поддержкой своих давно умерших предков.