Ежи Эдигей - По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов

На репетиции — новый скандал. На этот раз Заремба сцепился с режиссером. Директор поддержал режиссера — у него уже давно был зуб на Зарембу. Якобы тот в прошлом сезоне совал ему палки в колеса, едва не дошло до отставки директора. Голобля утверждал, что Заремба и кто-то еще ходили жаловаться на него в министерство. Не знаю, как было на самом деле, но, по-моему, Заремба не стал бы выживать Голоблю из театра. Сам он на директорское место не рвался. Административной хватки у него не было, да и не смог бы он руководить театром, играть в спектаклях, а к этому еще бесконечные съемки в кино и на телевидении. С Голоблей он прекрасно уживался. Заставил же он директора принять в театр Зигмунта Висняка. Он был дублером Мариана почти во всех спектаклях, а тот мог спокойно сниматься в фильмах и выступать по телевидению.

За обедом Бася со мной не разговаривала, а потом сразу же вышла из дома. Не знаю, куда она отправилась, предполагаю, что у нее было назначено свидание с Зарембой. Вечером они вместе явились в театр, хотя в тот день Заремба не играл. Была очередь Висняка.

Уже две недели в нашем театре идет популярная остросюжетная пьеса «Мари-Октябрь». Написана очень неплохо, авторы — три французских журналиста. Кажется, пьеса основана на реальных событиях.

Не знаю, удалось ли Вам посмотреть эту пьесу в нашем театре. Возможно, Вы видели фильм: он шел в Польше года три назад и также пользовался огромным успехом.

В общем, содержание пьесы таково: в доме богатого французского промышленника, мсье Рено-Пикара, собрались гости. Девять мужчин, включая хозяина, и молодая, красивая женщина, эта самая Мари-Октябрь. Кроме них, в пьесе участвует еще одна женщина — старая служанка Викторина.

Выбор гостей отнюдь не случаен. Все они пятнадцать лет назад были членами подпольной организации, боровшейся с гитлеровскими оккупантами. Организатором и руководителем этой группы Сопротивления был Кастиль, убитый гестаповцами пятнадцать лет назад как раз в этом доме. После гибели Кастиля группа распалась, и все переждали оккупацию в укрытии. После войны они не встречались. Лишь теперь, по инициативе бывшей связной Мари-Октябрь (ныне хозяйки известного салона мод), эти люди снова оказались в гостиной, где когда-то произошла трагедия.

Компания только с виду может показаться дружеской. Дороги старых товарищей по оружию давно разошлись. Один из них — кюре, другой — бывший боксер-профессионал, теперь владелец увеселительного заведения сомнительной репутации недалеко от площади Пигаль. Тут и состоятельный владелец типографии, и адвокат, и врач, и скульптор, и даже налоговый инспектор.

Мари-Октябрь не намерена предаваться трогательным воспоминаниям. Она любила Кастиля и хочет теперь раскрыть правду и покарать предателя. Оказывается, недавно на демонстрацию мод приехал некий господин Мюллер из ФРГ. Сейчас он торгует готовым платьем, но во время войны служил в гестапо, причем именно во Франции. Господин Мюллер вспомнил провал группы Кастиля и даже то, что причиной провала было предательство. Один из подчиненных выдал командира и всю организацию. Когда гестаповцы ворвались в дом, удалось скрыться всем, кроме Кастиля. Он был убит в перестрелке.

Суть пьесы в том, что прежние товарищи обвиняют друг друга в предательстве. Подозревают всех поочередно, каждый пытается оправдать себя с помощью алиби или как-то иначе доказать, что не мог совершить предательства. Наконец они договариваются, что, если виновный будет разоблачен, он напишет письмо о намерении покончить с собой и будет застрелен.

Истину раскрывают с помощью нехитрого обмана: внезапно Мари-Октябрь приглашает в гостиную Мюллера, чтобы тот опознал доносчика. На лестнице раздаются тяжелые мужские шаги. Владелец типографии Ружье не выдерживает и выдает себя. Сперва он пытается бежать, выхватывает пистолет. Но бывший боксер Бернарди бросается на него и обезоруживает. Под дулом пистолета предатель пишет, что решил покончить с собой, и падает, сраженный выстрелом Мари-Октябрь.

Именно с этим несчастным пистолетом и вышло столько хлопот на показе для прессы. На репетициях он стрелял превосходно, с оглушительным грохотом. А на показе Бася, она же Мари-Октябрь, тщетно нажимала на спуск: послышался лишь сухой щелчок. Слава богу, Адам Лисовский, кюре Ле Гевен, стоявший спиной к зрителям, сообразил, что к чему, и громко хлопнул в ладоши, подражая выстрелу. Не знаю, как бы мы иначе выпутались. Директор Голобля просто взбесился, потому что некоторые рецензенты это заметили и припомнили в рецензиях. А козлом отпущения директор, как всегда, сделал помрежа, то бишь меня.