Жорж Сименон - Признания Мегрэ

— Как она реагировала?

— Кристина? Сначала вовсе не реагировала. Только смотрела на меня с какой-то жалостью. «Бедный Адриен, вот и ты попался». Она спрашивала меня, как поживает малютка, так она ее называла. «Еще не беременна? А что ты сделаешь, если это случится? Потребуешь развода?»

Мегрэ, нахмурив брови, пристально посмотрел на своего собеседника.

— А она беременна? — спросил он.

— Нет! Ведь это легко проверить…

— Она по-прежнему живет на улице Коленкур?

— В ее жизни ничего не изменилось. Я не обставлял ей квартиру, не покупал ни автомобиля, ни драгоценностей, ни мехов… На подоконнике, как и раньше, стоят горшки с геранью… В комнате, ореховый зеркальный шкаф, совсем как у моих родителей, а кухня по-прежнему служит столовой…

Губы Жоссе задрожали, в его словах послышался вызов.

— И у вас не было желания все это изменить? — спросил Мегрэ.

— Нет.

— Вы часто ночевали на улице Коленкур?

— Один или два раза в неделю.

— Могли бы вы как можно подробнее рассказать, как вы провели вчерашний день и ночь?

— С чего начать?

— С утра…

Мегрэ повернулся к Лапуэнту, видимо, для того, чтобы попросить его поточнее записать эти показания.

— Встал я, как обычно, в половине восьмого и вышел на террасу, чтобы сделать утреннюю зарядку.

— Значит, это происходило на улице Лопер?

— Да.

— Что вы делали накануне вечером?

— Ходили с Кристиной на премьеру спектакля «Свидетели» в театр Мадлен, а затем вместе поужинали в кабаре на площади Пигаль.

— Вы не ссорились?

— Нет. Назавтра мне предстоял трудный день. Наша фирма решила сменить упаковку многих лекарств, а оформление имеет огромное значение для сбыта.

— В котором часу вы легли спать?

— Около двух часов ночи…

— Ваша жена легла в это же время?

— Нет. Я оставил ее на Монмартре с друзьями, с которыми мы там встретились.

— Назовите их фамилии.

— Супруги Жублен, Гастон Жублен, адвокат. Они живут на улице Вашингтона.

— Вы знаете, когда ваша жена вернулась домой?

— Нет. Я сплю крепко.

— В тот вечер вы пили?

— Нет. Всего несколько бокалов шампанского. Я был абсолютно трезв и думал о завтрашних делах.

— Утром вы заходили в комнату жены?

— Только приоткрыл дверь и увидел, что она спит.

— Вы ее не будили?

— Нет.

— Для чего же вы приоткрыли дверь?

— Чтобы удостовериться, что она вернулась.

— А бывало так, что она не возвращалась?

— Случалось.

— Она была одна?

— Насколько мне известно, Кристина никогда никого не приводила в дом.

— Сколько у вас слуг?

— В общем, для такого дома, как наш, очень мало. Правда, у себя мы едим редко. Кухарка, мадам Сиран, вернее, даже не кухарка, а скорее то, что англичане называют экономкой, приходящая, живет со своим сыном в районе набережной Жавель, по другую сторону моста Мирабо. Сыну ее, должно быть, лет тридцать, он холостой, болезненный, работает в метро. С нами в доме живет только горничная, испанка, по имени Карлотта.

— Кто вам готовит завтрак?

— Карлотта. Мадам Сиран приходит, когда я собираюсь на работу.

— Вчера утром все в доме шло, как обычно?

— Да… Я пытаюсь припомнить… Ничего особенного… Я принял ванну, оделся, спустился вниз, чтобы позавтракать, а когда уже сел в машину, которая ночью всегда стоит у парадной двери, увидел мадам Сиран. Она поворачивала за угол, направляясь к нашему дому, с сумкой для провизии в руках… По дороге она всегда закупает продукты.

— У вас одна машина?

— Две… У меня двухместная, английской марки. Я обожаю спортивные автомобили… А у Кристины американская…

— Машина вашей жены тоже стояла возле дома?

— Да. Улица Лопер очень спокойная, народу на ней мало, и там удобно поставить машину.

— Вы поехали прямо на авеню Марсо?

Жоссе покраснел и едва заметно пожал плечами.

— Нет. И это тоже, конечно, обернется против меня. Я поехал за Аннет на улицу Коленкур.

— Вы заезжаете за ней каждое утро?

— Почти всегда. У меня машина с откидным верхом. Весною так приятно прокатиться утром по Парижу…

— Значит, вы вместе приезжали на работу?

— Довольно долгое время я высаживал Аннет у ближайшей станции метро. Но служащие видели нас вместе, и кончилось тем, что наша связь ни для кого уже не была секретом. Я предпочел вести честную игру и испытывал даже удовольствие от того, что ничего не скрывал, даже бросал вызов общественному мнению. Видите ли, мне глубоко противны усмешки, перешептывания, понимающие взгляды.