Фридрих Незнанский - Хочу увидеть океан

— Анюту помнишь? Замуж выскочила, из бизнеса ушла. Так что денежки мои тю-тю. Поступлений меньше будет, пока замену ей не найду. А это так непросто, что-то никого на примете нет. — Он зевнул и прикрыл деликатно ладошкой рот. Мама даже расстрогалась. Какой культурный у нее мальчик. Даже дома ведет себя культурно, вот что значит воспитание.

— Не горюй, сынок, у нас что, денег мало? Обойдемся без Анюты. Мы же не голодаем, и квартирка у нас дай Бог каждому. — Она с гордостью обвела взглядом его комнату. Мебель дорогая, Юрик ее в Италии заказывал, три месяца ждали. А в гостиной испанский гарнитур, кто ни зайдет — ахает от восхищения. И кабинет, то есть офис, у него как с картинки модного журнала. Девчонки заходят — даже робеют, на белый диван садиться боятся, на краешке стула пристроится какая-нибудь красотка и прямо глазами Юрика ест, хозяина всего этого великолепия.

— Ма, денег мало всегда. Я же собирался новый домашний кинотеатр купить, на Маврикий слетать отдохнуть недельки на две, машину уже пора менять. Перед людьми неудобно, третий год на «ауди» катаюсь. Да и тебя хотел в Карловы Вары на месячишко отправить подлечиться. Обидно отказываться от своих планов только потому, что девчонки работать не хотят. Что бы такое придумать? — Он задумался, запустив обе руки в волосы и раскачиваясь на кровати. Лицо у него стало отрешенным, и мама тихонько вышла готовить бутерброды. Пусть сынок подумает, авось что-нибудь в голову и придет. Он у нее толковый, всегда находил выход из любого положения, даже самого, казалось бы, безнадежного. Нарезала тонкими ломтями свежий белый хлеб, специально за ним с утра сбегала в соседнюю французскую булочную, сверху на каждый кусочек выложила ломтики колбасы, их она как раз нарезала потолще, как раньше Юрик любил. Пусть порадуется сыночек, пока охота есть и Ирик своими круглыми глазищами не наблюдает с осуждением за пиршеством своего русского друга. Писал бы он свою статью хотя бы недельки две, чтоб передышку дать Юрику. Авось сынок опять бы вернулся к прежним привычкам. Не затем ее мальчик стал прилично зарабатывать, чтобы голодом себя морить. Мысли ее вернулись в прошлое, когда Юрик сразу после окончания иняза пошел работать в престижный лицей. Но уже через несколько месяцев разочаровался в педагогической деятельности, в основном — из-за зарплаты.

— Сынок, но ведь в лицее платят больше, чем в обычной школе, — слабо возражала мама, выслушивая его очередные гневные обвинения в адрес директора, который то задерживает зарплату, то выплачивает ее вовсе не в том объеме, как обещал, принимая на работу.

— Ма, за эти копейки каждый день иметь счастье наблюдать дебильных сынков нуворишей — себя не уважать! — гневно принимался обличать Юрик своих учеников. — Их по утрам на крутых тачках охранники привозят, в класс сопровождают, расталкивая своими плечами учителей. И те молчат! А знаешь почему? Да потому, что родители этих недоумков, которым даже две извилины в мозгу в тягость, осуществляют так называемую спонсорскую помощь учебному заведению.

— И что же в этом плохого? — удивлялась мать неудовольствию сына.

— А помощь эта выражается не только в покупке новых телевизоров для школы или ультрасовременных компьютеров для компьютерного класса, но и в элементарных взятках. И заметь, все директору достается. Учителям — хрена с два. Вот я — вдалбливаю в головы юных засранцев английскую грамматику, а мне за это подают, как нищему в переходе. Впрочем, нищие побогаче учителей будут. Плюну я на этот лицей, уйду!

И действительно плюнул. Спасибо отцу бывшего сокурсника Кирюши Лаврова, устроил в свою весьма преуспевающую фирму переводчиком. Деньги пошли совсем другие, и мама с сыном наконец осуществили свою мечту — каждый день есть докторскую колбасу. Лелея эту мечту со времен нелегкого детства, когда за ужином семья сидела вокруг кастрюльки с картошкой в мундире, а старенький черно-белый телевизор показывал какой-то очередной тягомотный спектакль, Ольга Александровна передала свою мечту сыну, потому что и ему в детстве было несладко. Воспитывала она Юрика одна, так как ее муж слинял от них через несколько месяцев после рождения совсем не долгожданного наследника. То есть она-то сынка очень даже ждала, и родила она его в двадцать девять лет, а мужа появление орущего младенца только раздражало. Мальчишка не давал ему ночами спать, а работа у Василия Николаевича была очень ответственная, умственная: он заведовал районным отделением ДОСААФа. Как же он мог принимать исключительно важные решения, если голова с утра трещала от постоянного недосыпа? Чем он занимался на работе, Ольга Александровна представляла себе довольно смутно. Чем-то добровольно-патриотическим, что содействовало армии, авиации и флоту. Плакаты видела на улице — большие, красочные: cамолеты в небе летят, военные корабли по морю плывут, и мужественные лица летчика, солдата и моряка в профиль крупным планом вызывают чувство гордости. Ольга Александровна вспомнила, каким важным-важным и многозначительным был ее Василий Николаевич, чем и подкупил ее когда-то. В гостях он всегда глубокомысленно помалкивал, видимо исходя из принципа: «Молчи — за умного сойдешь». Она-то думала, что за таким солидным человеком будет жить как за каменной стеной. А оказалось, что за этой показушностью скрывался полный ноль. Надутый пузырь, да и только. Уж как она потом работала на трех работах, чтобы сынок в приличной школе учился, с репетиторами по английскому языку занимался, а потом на подготовительные курсы в институт ходил. Но когда вместе с ним она приехала после вступительных экзаменов в институт и увидела фамилию Юрика в списке, чуть не разрыдалась от счастья. Однако по-прежнему, пока он учился, с утра спешила в детскую больницу, где сестрой-хозяйкой работала до часу дня, затем мчалась сломя голову в соседнюю школу, где в группе продленного дня трудилась до шести вечера, а потом еще в школе рядом с домом полы мыла. И сынок у нее был одет всегда чистенько, и обновки ему справляла при первой возможности, вот только с едой было скудновато и однообразно. Поэтому они сейчас наверстывают, позволяют себе излишества, как их не раз упрекал в этом Ирик. Пожил бы он хоть неделю на тех скудных харчах, как они когда-то, а так — где ему понять?!