Юзеф Хен - Тост

– Хорошо, – сказал Хенрик. – Теперь по крайней мере что-то известно.

– Вы думаете, что я истеричка? – набросилась она на него.

– Нет, почему?

– Вы, конечно, пользовались здешним мылом.

– Я не верю, что оно из человеческого жира.

– Вам хочется не верить!

– Возможно.

– А я хочу верить! Вам это не нравится?

– Наоборот. Нравится.

Едва не сказал: «И пани тоже, – но сдержался. – Получу по физиономии».

– Пани Анна, – сказал он.

– Только не уговаривайте меня. Я не должна быть чистой! Я не хочу для вас благоухать!

«Сейчас расплачется», – подумал он. Но Анна не заплакала. Она только поправила влажные волосы.

– Выйдите, – сказала она низким, приглушенным голосом – Мне надо сменить воду и ополоснуться.

– Мужское решение, – похвалил он. – А потом навести красоту.

– Зачем?

«Для Смулки, – хотел он сказать. – Получу по физиономии».

– Для хорошего самочувствия. Для себя.

– Вы советуете все делать для себя.

– Не все. Некоторые вещи. Вы посмотрите в зеркало и подумаете: «Не смогли». Это уже кое-что.

Она слушала его внимательно. Потом сказала в раздумье:

– Это, кажется, комплимент?

– Кажется.

– Спасибо. Вы умеете быть приятным. Интересно, а раньше, до всего того, что было, вы уже бывали таким?

«Наверное, – подумал он, закрывая за собой дверь. – Наверное, я могу быть приятным. Я уже не помню, каким был раньше. Тогда я не очень-то задумывался, что такое я, что такое другие. Я жил в нереальном мире, в розовой и голубой, легкой и воздушной вечности. Я не хочу быть ни приятным, ни неприятным. Для чего она мне это сказала? Хочет обольстить? Может быть, это у нее такой метод?»

Он сошел вниз. В ресторане у буфетной стойки стояли мужчины и тянули через соломинку вино. Хенрику пододвинули стакан и соломинку в фирменной упаковке с надписью: «Tivoli». Живем как князья. Посасывая сладкое вино, Хенрик слушал распоряжения шефа:

– Вы вместе со Смулкой отправитесь в город. Привезете кое-какое барахло. Мы будем все складировать здесь.

Хенрик медленно тянул вино. «Слишком крепкое», – подумал он.

Они нагрузили полную машину обуви. Большой выбор: дамская, мужская, без каблуков, с каблуками, на пробке, резине, дереве.

– Ты видел когда-нибудь столько обуви сразу? – спросил Смулка.

– Видел.

– На фабрике, да?

– Нет, в лагере, – ответил Хенрик.

Смулка выругался. Потом нагружали прицеп, до половины конфекция, сверху коробка с сигаретами. Перешли ко второму павильону, у которого почти весь фасад был остеклен.

– Есть что разбить. – Смулка потер руки.

Это была водолечебница. Хенрик считал, что входить туда незачем, что там останется все как есть.

– Неизвестно, – сказал Смулка и первый вошел внутрь. Хенрик шел за ним. Везде было прибрано, лишь тонкий слой пыли под ногами да громкий стук шагов в пустых коридорах говорили о продолжительности оцепенения, в котором находился этот дом. Запах медикаментов вдруг пропал, а потом появился снова, как будто заблудился в одном из колен бесчисленных коридоров. Все оборудование осталось на месте, можно начинать работу хоть завтра. Рентгеновские аппараты, электрокардиограф, соллюксы, душ-шарко, диатермия и какая-то неизвестная аппаратура, видимо дорогая, зубоврачебный кабинет с набором орудий пыток.

– Едем на почту, – сказал Хенрик, когда они все осмотрели, Смулка не ответил. И только, заведя мотор, спросил:

– Зачем на почту?

– Попробуем связаться с воеводством.

– Соскучился по тете?

– По уполномоченному, – сказал Хенрик. – Мы должны были сообщить ему, можно ли двинуть сюда переселенцев. Где здесь почта?

– Не знаю, – ответил Смулка. Машина тронулась.

– Куда ты едешь? – спросил Хенрик.

– К музею.

– Давай на почту.

– Нет.

– Скажу шефу! – пригрозил Хенрик.

Смулка рассмеялся. Он не боялся шефа. А ведь казалось, что Мелецкий держит их железной рукой.

– Перестань гоготать.

– Ладно. Будет сделано. Я тебе, Хенек, вот что скажу: легче на поворотах. И не суетись. Я тебе дело говорю.

В голосе Смулки не было угрозы. Вид доброжелательный. Он держал руки на баранке и улыбался про себя, это была философская улыбка, левая бровь поднята, правый глаз прищурен – фраер, что ты в жизни видел. Вдруг, неизвестно почему, Хенрик почувствовал какую-то опасность. Пистолет! Есть. Он с облегчением вздохнул, но беспокойство не исчезло. Здесь что-то происходит, но что, чего хотят эти люди, кто они?.. Сердце колотилось, как при неожиданной неприятной встрече на улице. Поклониться? Отвернуться? А может быть, плюнуть в рожу? Надо подождать. Я знаю, чего хочу, интересно, чего хотят они. А чего хочу я? «Минутку: брюки, – вспомнил он. – А потом? Отоспаться. Укрыться в лесной сторожке. „Мне было бы страшно“, – сказала Анна. Я ничего не боюсь». Смулка затормозил.