Павел Нилин - Жестокость

– Иди ты! – вдруг обозлился Венька и вырвался из рук Узелкова.

– Вениамин! – проникновенно сказал Узелков. – Умоляю тебя, во имя всего святого, разреши мне хотя бы пять минут поговорить с Воронцовым! Я умоляю тебя от имени тысяч читателей! И кроме того, я полагаю, что именно сейчас ты должен быть добрее. Начальник мне, между прочим, сообщил, что он тебя представит к награде…

Венька сузил глаза.

– Возьмите с начальником себе эту награду. Она вам, может, больше пригодится…

И мы зашли в секретно-оперативную часть.

Я сказал Веньке, что так, пожалуй, не надо было бы говорить о начальнике, тем более в присутствии Узелкова. Он ведь сейчас же все передаст.

– А мне все равно, – сказал Венька. – Я все равно больше не буду работать в Дударях. Меня вызывают в губрозыск, вот я и уеду. Раньше не хотел уезжать, а сейчас твердо решил: еду, если такое отношение…

Он вытаскивал из ящиков стола бумаги, быстро прочитывал и откладывал в сторону или сразу разрывал и выбрасывал в корзину, стоявшую под столом. Было похоже, что он в самом деле собирается сейчас же уезжать из Дударей и хочет перед отъездом навести порядок.

В дверь постучали. Вошел Коля Соловьев и тоже сказал, что начальник собирается представить Веньку к награде. И не только Веньку, но всю группу сотрудников, участвовавших в операции.

– В какой операции? – спросил Венька.

– Ну, в этой вот, в какой мы сейчас были, – чуть смутился Коля.

– А где Лазарь Баукин?

– Начальник приказал его временно задержать, для проверки, – сказал Коля. – И этих, которые с ним, тоже. «Потом, говорит, разберемся. Может, удастся их подвести под амнистию…»

– И ты считаешь, это правильно?

– Что правильно?

– Что нас с тобой представить к награде, а Лазаря посадить для проверки. Для какой проверки?

– Но начальник же говорит, что будем потом хлопотать за него и за других, – опять смутился Коля. – Ты же все-таки помощник начальника, ты же лучше меня знаешь, какой должен быть порядок.

– Порядок должен быть такой, чтобы людей уважали, когда они стараются стать людьми, – сказал Венька. – Сначала оскорбить, а потом хлопотать! Кому нужны такие хлопоты!

– Ты погоди, погоди, – взял Веньку за руку Коля Соловьев. – Мы же не имеем права его сейчас отпустить. Он же у нас был под арестом и потом убежал. Это же закон не позволяет…

– Закон не позволяет издеваться! – блеснул глазами Венька. – А Лазарь и не просил его отпускать. Он сам хотел, чтобы все было по закону. «Пусть, говорит, судят меня за то, в чем я был виноват». Но можно же все делать по-человечески! Ведь Воронцова-то не мы взяли, а Баукин. За что же нам награда?

– Это верно, – согласился Коля. – Я тоже так сообразил, что тут какая-то неловкость. Можно даже так подумать, что начальник не в силах забыть, как Баукин еще тогда, зимой, обозвал его боровом…

– Ну и что же? Обозвал и обозвал. А потом сделал дело. Мы бы еще сколько ловили Воронцова! Да и вряд ли бы так просто поймали…

Венька вышел из комнаты секретно-оперативной части и пошел по коридору, будто пол качается под ним. Я подумал, что это от усталости, оттого, что он долго не спал.

В дежурке он спросил, не было ли ему письма.

– Что-то было, – сказал дежурный и посмотрел в толстую книгу. – Нет, заказных не было, – захлопнул он книгу. – Может, простые были. Надо спросить Витю…

У Веньки дрогнули губы. Он хотел что-то сказать и не сказал. Может, он хотел обругать дежурного?

Пришел делопроизводитель Витя, отомкнул ящик своего стола, долго рылся в нем, потом развел руками.

– Ничего нету.

– Может, нам домой письмо прислали, – предположил я. – Могли прислать на домашний адрес…

– Могли, – как эхо, отозвался Венька.

И мы пошли домой, потому что дел на сегодня не было, да и едва ли мы сумели бы сегодня еще работать, голодные и усталые. Начальник тоже уехал домой обедать.

Дома, однако, не было письма. И хозяйки нашей не было. Она уехала по ягоды, как сказала нам соседка. И никакой еды не оставила.

– Пойдем к Долгушину, – позвал я.

– Пойдем, – согласился Венька как-то уныло, безучастно.

– А может, ты сильно устал? Может, ты не хочешь идти?

– Нет, пойдем. Все равно, – сказал он. И опять меня слегка встревожил его унылый вид.

Был уже вечер, когда мы переходили через базар, чтобы коротким путем пройти в городской сад.

На базаре никого не было. Все ларьки и лавки давно закрылись. И только у одного навеса стояли ночной сторож и молодой человек с валенками в руках.