Татьяна Степанова: Black & Red

Оксана закричала, что-то крикнул ошарашенный бармен. Катя… бывают моменты, когда не знаешь, как реагировать: она увидела в руках Ермакова пистолет.

– Стой на месте, – он старался говорить спокойно, хотя задыхался.

Бывают моменты, когда, забывая разом все, НЕ ЗНАЕШЬ, НЕ ПОМНИШЬ.

– Стой на месте! – Он ринулся к Оксане Жуковской, схватил ее за волосы, притянул к себе. – Пойдешь со мной, ты мне пригодишься.

Оксана начала испуганно вырываться, и он ударил ее рукояткой пистолета по голове – коротко и страшно. Она обмякла в его руках.

– Что ты делаешь?! – крикнула Катя.

Она все еще не верила, не хотела верить. Ни во что.

– Я сейчас уйду с ней. Она мне поможет. ЭТО мог сделать ее муж, этот психопат, сам, своими руками, – он старался, очень старался говорить спокойно. – Я все ждал, когда он наконец дозреет на наших совместных сеансах. И он дозрел, он хотел этого всю жизнь, он даже получил свой «браунинг», но… Чертов придурок, он так и не смог. Не смог поднять руку на брата. И мне пришлось поменять план. Ничего личного. Я просто делаю то, что должен делать. Стой на месте, иначе я… и тебя убью.

Катя подалась вперед. Он быстро перевел дуло в сторону замершего у стены молоденького официанта.

– Я убью его. Не веришь?

Катя замерла.

– Ничего личного. Просто у меня задание. Знаешь, работа такая.

– Подонок!

Гай зашевелился на полу, начал подниматься.

Ермаков легко вскинул тело Жуковской на плечо. Вот он уже у лестницы. Подниматься по ступенькам, пятясь, держа зал под прицелом – невозможно, нереально.

Он повернулся спиной, не выпуская свою добычу. Но прежде подбросил что-то к самому потолку.

Маленький круглый предмет, железный шарик, описал дугу под кованой люстрой кафе «Потсдам».

– Ложись! Граната! – заполошно заорал официант, с силой толкнул Катю в спину, и они растянулись на полу среди опрокинутых стульев.

Бум! Железный шарик гулко брякнул по доскам паркета, покатился, покатился, покатился рокоча…

И не взорвался. А они лежали на полу. Все, кроме Гая.

Катя протянула руку – граната была у самого ее лица. Взрыватель отсутствовал, это была просто болванка. Обманка… Гай ничего этого словно и не заметил. Как будто не боялся взлететь на воздух.

Они выскочили из кафе вместе. И увидели мотоцикл, распугивающий гуляющую по вечернему Арбату публику, мотоцикл, который, как потом выяснилось, был специально оставлен на стоянке у пивбара напротив «Потсдама», где тусовались байкеры, чертов мотоцикл – а на нем двое. Дорога была каждая минута.

– Он убьет ее, если мы их не догоним, он убьет ее, не оставит живой! – Кате выть, кричать хотелось от досады, от обиды, что она так ошиблась, просчиталась, была такой дурой наивной, не смогла понять, поддалась на обман, фактически помогла ЕМУ, заманив Жуковскую.

– Да кто он такой?! – Гай ринулся к джипу, припаркованному в переулке.

КТО ОН ТАКОЙ?

– Убийца… Он шпион!

В салоне Гай глянул в зеркало, вытер кровь с разбитых губ. Что-то в его глазах было такое… Не страх, не ярость – предвкушение. И еще что-то – гораздо хуже, страшнее.

Джип рванул с места по Арбату. И все – орущие пьяные тинейджеры, уличные клоуны, проститутки, припозднившиеся туристы – веером из-под колес.

Зацепил угол веранды летнего кафе – грохот, вопли, рухнувший на посетителей полотняный навес.

Рев мотоцикла впереди…

А потом все слилось в сплошной поток огней. Кате казалось, что они мчатся по оранжевому туннелю, и нет, нет, нет ему конца. Мертвенно светящаяся панель бортового компьютера, рев мотоцикла, который они почти настигли, если на полной скорости высунуться из джипа, можно дотянуться до этого грохочущего ревущего миража. Но тут рывок вперед, бешеная скорость. И две фуры впереди, приближающиеся стремительно и неотвратимо. Узкое ущелье между ними – рывок. Вонь бензина, смрад выхлопов. Фуры – дорожная Сцилла, груженая Харибда, нарастающий, как вал, шум в ушах…

– С моим телефоном что-то случилось. – Катя отчаянно сражалась с мобильным, пытаясь связаться с Гущиным, позвонить в управление. Телефон был заблокирован, видимо, кое-кто позаботился об этом еще там, за столиком в «Потсдаме». – Дайте мне свой! Я должна сообщить, предупредить… Слышишь ты, дай же мне!

Она увидела его лицо. Он улыбался, воспринимая ее отчаянные просьбы не больше чем писк комара, вьющегося над головой. И Катя внезапно поняла: некуда звонить, никто ей не поможет. И еще она поняла: САМОЕ СТРАШНОЕ ВПЕРЕДИ.