Алексей Макеев - Восьмая горизонталь

В конце аллейки появился Гуров. Его сопровождал рослый худощавый мужчина лет пятидесяти, темноволосый и кареглазый. Крячко поднялся навстречу.

– Сергей Сергеевич Гаранин, – представился мужчина, протягивая Станиславу руку и доброжелательно улыбаясь так, что чуть резковатые черты его лица смягчились. – Рад познакомиться с вами, наслышан. Петр Николаевич немало о ваших подвигах рассказывал. С Львом Ивановичем вот познакомились уже.

– Жаль только, причина знакомства… – Гуров не закончил фразу. И так все было понятно.

– Да… – Лицо Гаранина помрачнело. – Причина печальная. До сих пор у меня в голове не укладывается, что Трофима Ивановича убили какие-то подонки. Петр Николаевич просил меня оказать вам любую посильную помощь. Что бы вы хотели узнать, с кем и о чем поговорить? Я всецело в вашем распоряжении.

– Для начала вы попросту познакомите нас со своими приятелями-шахматистами, – сказал Гуров. – Введете нас в свой круг. Беда в том, Сергей Сергеевич, что мы сами пока не слишком представляем, что искать, на что обратить внимание. Но нас интересуют все странности и несообразности, связанные с Трофимом Ивановичем.

– Договорились, – кивнул Гаранин. – Только вам придется немного подождать. Час, может быть, чуть дольше. Народ еще не подтянулся.

– Это даже хорошо, – сказал Гуров. – Нам с полковником Крячко нужно обменяться впечатлениями. Вот, кстати, сами вы, Сергей Сергеевич, ничего необычного не замечали за последнее время? В поведении самого Таганцева или, скажем так, вокруг него?

– Необычного? – переспросил Гаранин и замолчал, призадумавшись. – Да как сказать… Вы, вероятно, в курсе: мы с Трофимом Ивановичем играли что-то типа матча…

Сергей Сергеевич слегка покраснел, несколько смущенно улыбнулся.

– Я, честно признаться, и не хотел, потому что трезво оценивал свои силы. Шахматная общественность заставила. Все, как у «больших», с часами… Контроль времени такой: по два часа на первые тридцать ходов и полчаса на каждые следующие пятнадцать. Сыграна половина матча – пять партий из десяти. Три победы Таганцева и две ничьи. Почти все наши завсегдатаи уверены: у меня не было шансов. Таганцев, хоть старик, сильнее меня и матч непременно бы выиграл. Я и сам так думаю.

Улыбка Гаранина погасла. Он сокрушенно вздохнул.

– И вот ведь как все обернулось, – тихо и очень грустно произнес Сергей Сергеевич. – Так вот, о необычном. До меня дошли слухи, что кто-то ставил на мой выигрыш в нашем матче немалые деньги! А это, согласитесь, странно… Да, у нас есть что-то вроде тотализатора. Для своих. Появился с год тому назад в нашей компании один довольно странный тип. Игрок слабенький, но азартен сверх меры. Готов ставить деньги на что угодно. Ну, и наших некоторых заразил своей страстишкой. Ставки обычно совсем маленькие, так, для интереса. А вот на этот раз… Меня это удивило.

– Неплохо бы уточнить, – отозвался Гуров, почувствовав запах жареного, – кто ставил на вашу победу, сколько и все прочее. Действительно, странно. Займитесь этим, хорошо? И со странным типом желательно бы поближе познакомиться.

Гаранин на некоторое время покинул друзей. Сыщики вновь уселись на облюбованную Крячко скамейку под двумя канадскими елями.

– Когда вдруг всплывают некие денежные интересы, это меня настораживает, – задумчиво сказал Гуров, комментируя слова Сергея Гаранина.

– Ты что же, полагаешь, что кто-то поставил на выигрыш Гаранина в этом так называемом матче солидную сумму, а когда увидел, что победа почти наверняка останется за Таганцевым, организовал его убийство? – с явным сомнением спросил Станислав.

– Это не от хорошей жизни, – вздохнул Лев. – Хоть чем моя идея хуже других? Тоже ведь возможный мотив!

Крячко промолчал. Но по изменившемуся выражению его лица легко можно было догадаться, что он думает об этой идее.

Станислав вообще придерживался мнения, что мотивы преступления лучше всего обсуждать за победной рюмкой водки, когда дело завершено, а преступник пойман. Если выясним «кто», то выясним и «почему». Гуров исповедовал несколько иную точку зрения, по этому методическому вопросу у него с Крячко не раз возникали довольно ожесточенные споры.

Тем временем Гуров раскрыл свой кейс, извлек оттуда литровую бутылку седьмой «Балтики», стаканчик и пару громадных сандвичей, аккуратно упакованных в промасленную бумагу и фольгу.

– Держи. Не говори теперь, что начальство тебя голодом морит. И заставляет, как там, у Булата Шалвовича, «медузами питаться». В японском ресторанчике. Да, ты догадался – сперва я заехал в родную контору, сдал вещдоки, а потом домой, пообедать. Так что эти супербутерброды – работа моей супруги. Лопай! Мария, как узнала, что ты голодный и не хочешь за казенный счет в ресторанчик двигать…