Алексей Макеев - Одержимый

– Ага, подпольная торговля спиртным! – сказал Гуров. – А куда же смотрит милиция?

– Меня спрашиваете? – хмуро отозвался Придонов. – Меня спрашивать бесполезно.

Он замолчал и до самого дома не проронил больше ни слова. А возле него он обернулся к оперативникам и довольно решительно заявил:

– Один пойду! Вам тут никто ничего не скажет.

Гуров рассудил, что это разумно, но предупредил, чтобы Придонов не пытался скрыться.

– Мы за тобой все равно вернемся! – предостерег он. – Не делай глупостей.

Они прождали минут пять, а потом полковник Крячко начал проявлять нетерпение.

– Слишком мы понадеялись на сознательность этого маргинала! – с досадой сказал он. – Кажется, он нам дурит мозги, Лева! Давай-ка, проверь квартиру, которую он назвал, а я обойду дом – что-то не нравится мне эта тишина!

Он вприпрыжку побежал по белому двору и скрылся за углом. Гуров поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж к двери квартиры, про которую говорил Придонов. Ничего особенного в этой двери не было, разве что дверная ручка была будто отполирована – слишком много рук слишком часто ее касались. Кнопка звонка тоже выглядела так, будто ее долго и настойчиво шлифовали дождь и ветер.

Гуров прислушался. За дверью было тихо. Он прикинул, стоит ли звонить, или лучше дождаться возвращения Крячко, как вдруг в квартире послышался грохот, женский крик и звон стекла. Теперь Гуров, уже не раздумывая, нажал на кнопку звонка. Было слышно, как внутри кто-то мечется, словно ища пятый угол. Гуров навалился плечом на хлипкую дверь, и она вдруг, затрещав, распахнулась.

Он влетел в незнакомую, скудно освещенную квартиру. Навстречу ему бросилась простоволосая некрасивая женщина, от которой разило спиртом. Она замахнулась на Гурова пустой бутылкой, но он без труда перехватил ее руку, вырвал стеклянную посудину и отшвырнул в сторону на грязную постель.

– Где Придонов?! – рявкнул он.

Женщина, в глазах которой появилось осмысленное выражение, молча показала пальцем в сторону кухни. Гуров вбежал туда. На полу в луже крови лежал их недавний знакомый. Рядом валялся столовый нож. Окно было распахнуто настежь, и по кухне гулял ветер. Гуров выглянул наружу.

Сначала никого видно не было, но потом внизу из темноты, хромая, вышел полковник Крячко. Он задрал голову к освещенному окну, увидел Гурова и крикнул:

– Ушел, гад! Представляешь, он выпрыгнул и прямо на меня! Вот досада! Я ногу подвернул. А он деру! Я за ним, но куда там! Он через забор, через другой и утек! Что будем делать?

Гуров только махнул рукой и полез в карман за мобильником, чтобы вызвать «Скорую».

Захарчук перелез еще через один забор, упал в слежавшийся сугроб и некоторое время лежал, раскинув руки, не в силах подняться, дыша тяжело и надсадно, как издыхающее животное. В глазах у него плавали черные и красные, как кровь, пятна. Сердце стучало с перебоями, спотыкаясь на каждом ударе.

«Совсем износился Захарчук! – подумал он про себя с каким-то странным презрительным чувством, словно не о себе думал, а о совершенно постороннем человеке. – Как мочалка стал. Как кусок дерьма. А ведь кандидат в мастера был по боксу... Штангой баловался. Бухать бы бросить – да как бросишь? Жизнь собачья!»

Он открыл глаза, облизал обветренные губы. Вокруг него горбатились полуосвещенные переулки, сараи, гаражи, снег лежал на крышах, завывал холодный ветер.

«Ладно, Захарчука и сейчас голыми руками не возьмешь! – подумал он с удовлетворением. – Этот чертов стукач Придонов! Сдал меня, сволочь! Сдал, сволочь, безжалостному убийце! Хорошо, я только успел к Тамарке зайти, даже не раздевался... Лезвие под ребра – сам в окошко. А то бы лежал сейчас сам с перерезанным горлом!..»

Захарчук ни капли не сомневался, что его ожидала именно такая судьба. К тому все шло, а он здесь был, как муха на липкой бумаге. Хотя вокруг была зима, но Захарчуку назойливо приходила в голову именно эта мысль – как муха на липкой бумаге. Или в луже портвейна. Он, бывало, подрабатывал грузчиком, и бутылки у него иной раз бились. Тогда на асфальте образовывались липкие сладкие лужи, на которые слетались мухи и осы. Да и мужики взволнованно вертели носами. Они бы сами с удовольствием превратились сейчас в мух, чтобы по уши увязнуть в разлитом вине. Он-то увяз, но не в вине, а в неприятностях.

А все началось примерно неделю назад, когда его нашли в одном из дешевых кабаков, где он чинил прохудившуюся кровлю. На ледяном ветру, с похмелюги, на голодный желудок. Но он собрался и залатал дыру, за что получил от хозяина кабака горячий обед из всех трех блюд, пол-литра крепленого вина и две бутылки пива.