Григорий Булыкин - Точка на черном

Генерал молчал. Молчали и те, кого он вызвал. И хотя они-то молчали, поскольку затянулась пауза, это общее молчание было, может быть, самым страшным наказанием за всю мою жизнь.

Я повернулся и пошел к двери. И уже открывая ее, услышал любимую поговорку генерала:

– В пустоте нет движения, а у нас пока – сплошной вакуум…

Через пять часов Чхеидзе снова сидел в моем кабинете. Выспаться, понятное дело, он не смог, – наверное, и не пытался заснуть. Знаю я его привычки. Наоборот: пробежал пару километров, сделал гимнастику, с полчаса простоял под душем, и в конце концов наглотался черного кофе… Вроде бы пришел в более-менее рабочую форму, но соображал явно туго. Знаю – никак не может прогнать образ Ванечки Лунько.

Временами и мне вдруг кажется, что Лунько жив. Войдет сейчас и усядется за машинку, перепечатывать какую-нибудь служебную бумагу, которую я подсуну ему, чтобы не мешал…

Вообще-то, многовато чести для стажера толкаться в кабинете самого начальника управления. Но что-то подсказывало мне – быть Лунько первоклассным работником. Что таить, райотдельская текучка не лучшим образом сказывается на диапазоне оперативного мышления; слишком велико количество мелких дел… А чуть что, так сразу же «опекуны» из области. Вот и Лунько, которого Пахотный «выудил» в Красногвардейском РОВД, на первых порах стажировался с оглядкой. А посидел тут, послушал «зубров» и сам стал как-то самостоятельнее… Впрочем, решение, принятое им сегодня в парке, тому свидетельство. В сущности, совершил Ваня подвиг, Выручил товарища… А это – самый высокий класс работы.

Да… Но вернемся к нашим баранам. Я полностью согласен с Пахотным: журналиста Титаренко не били, точнее не просто били, а что-то выпытывали у него. Что? Поди, догадайся. И не вульгарные хулиганы – серьезные граждане привязали его к дереву. Пистолет в кармане обычное хулиганье не носит…

Да, сплошная загадка. В обкоме поняли, что дело неординарное. Секретарь, кажется, впервые за мой век, не бросил привычное: «…И чтобы в кратчайший срок!» Просто обозначил одну, не очень приятную деталь: «Убит, Иван Прокофьевич, столичный журналист. Суток не прошло, а уже слухи поползли… И какие слухи! Мол, чуть ли не чикагская мафия в области развелась. Так что оставь все второстепенные дела и лично займись этим делом».

Лично займись… Но голова у меня не светлее, чем у Пахотного и Чхеидзе. Я на своей генеральской работе все-таки поотвык от того, что принято называть «частностями». А тут нужно прорабатывать именно частности.

– Одна из рабочих версий может быть такой, – Чхеидзе смотрит куда-то мимо меня, избегая прямого столкновения взглядов (что на него совсем не похоже). – Журналист обладал сведениями, которые угрожали благополучию преступников… Документами, может быть…

– Но как они заманили его в ночной парк? С незнакомыми людьми он бы не пошел. Во-вторых, почему именно в нашем городе произошла эта встреча? – Голос Пахотного сух, бесстрастен. В свои сорок девять лет он сохранил буквально юношескую стать: лицо чистое, без единой морщины. А вот манера держаться и этот, чуть скрипучий, бесцветный голос старят его.

– Вопрос, конечно, принципиальный. Но главное: все мы сходимся на том, что встреча носила не случайный характер, – это Шимановский, москвич. Старый знакомый. Как-то помогал нам раскручивать дьявольски трудное дело. Все мы тогда ломали голову, где и как прятал убийца нож. «В гульфике брюк, – сразу же догадался Шимановский, – в гульфике… Довольно архаичный прием, использовавшийся еще при царе Горохе». Цепкий парень.

Шимановский привез с собой из Москвы кучу сведений об убитом журналисте. Оказывается, со штатной работы Гелиодор Сергеевич давно ушел. Написал несколько сценариев; сработал научно-популярную книгу. Тем не менее, газету не бросил. Нередко ездил по заданию редакции в командировки. Писал едкие, хлесткие фельетоны – преимущественно с уголовным уклоном. В наш город командировку не оформлял – по крайней мере в тех редакциях, откуда обычно брал задания. Кстати говоря, обладал довольно широким кругом знакомств в нашей системе… Да, вполне вероятно, Чхеидзе прав: в одну из своих командировок журналист вышел на какое-то нешуточное дело. Располагал уличающими документами. Это, возможно, и решило его участь.

– Почему в вашем городе? – Шимановский откинулся на спинку стула. – Вероятно, потому, что с ним связаны интересы тех людей, которые заманили его в ловушку… – И тут же, противореча себе. – А возможно, город был просто «нейтральной» территорией. Местом встречи. Скажем, кто-то посулил Титаренко передать тут те самые сведения, а?