Аркадий Вайнер - Телеграмма с того света

— Здравствуйте, Павел Лукьянович. Заждался вас! — выкрикнул он как мальчишка.

— Здравствуй, Зацаренный, — поздоровался подполковник и тепло похлопал его по плечу. Потом повернулся ко мне, протянул мосластую широкую ладонь: — Воробьев.

— Тихонов, — представился я, — старший оперуполномоченный МУРа.

Воробьев удивленно поднял брови:

— По службе, проездом или в гости?

— Да и то, и другое, и третье. Я, к сожалению, здесь по печальному поводу — приехал на похороны Николая Ивановича Коростылева.

— А! Знаю уже, — сказал Воробьев, — я ночью приехал, мне жена все рассказала. Ну, это, конечно из тех разговоров, что по городу ходят, а что у вас здесь происходит? — повернулся он к заместителю.

Зацаренный поморгал своими выпуклыми голубыми глазами, и голос его стал на две октавы выше:

— Да вот, дебатируем этот вопрос с Тихоновым. Он ведь ученик и друг Коростылева и развел здесь работу — ну, прямо комиссар Мегрэ.

Воробьев посмотрел на него и спросил:

— А ты вроде бы недоволен этим?

— Да почему недоволен? — взвился Зацаренный. — Это дело само по себе достаточно туманное и бесперспективное…

Я счел необходимым вмешаться:

— Павел Лукьянович, я не хочу вас вовлекать в наш спор, а подготовил вам, как начальнику территориального органа внутренних дел, справку. Прочтите, пожалуйста, — достал из кармана пиджака сложенные листы и протянул Воробьеву.

Он уселся сбоку от командирского стола Зацаренного, закурил сигарету и углубился в чтение.

Зацаренный сильно нервничал, потому что вынырнувшая из моего кармана стопка листов была для него совершенной неожиданностью. Воробьев, не отрывая глаз от листов, взял из стоящего на столе стакана красный карандаш и по ходу чтения стал отчеркивать какие-то строчки. Читал он быстро, перелистывал страницы, иногда возвращался назад и отмечал на полях вопросы, ставил галочки. Он читал тем особым профессиональным чтением, которым обладают опытные сыскные работники, умеющие лущить зерно интересного из всей описательной шелухи жизни. Я еще не докурил свою сигарету, когда Воробьев спросил:

— Значит, телефон 22–18 установлен в школе?

— Да. Это спаренный аппарат. Один стоит у директора школы Бутова, а второй — в канцелярии. Туда имеют доступ все сотрудники школы, — сказал я.

— Интересно, — покачал головой Воробьев, потом повернулся ко мне: — Какие просьбы, предложения?

— Я уже подключил дежурную часть Московского уголовного розыска. Мне нужно для быстроты, чтобы вы служебными каналами через МУР запросили Урюпино: кто хозяин телефона 3-13-26? Этот номер по талонам дважды вызывали из школы.

Воробьев кивнул, бросил стопку листов на стол Зацаренному.

— Незамедлительно займись этим вопросом, — пожевал губами и сказал ему вроде бы доброжелательно, но со льдом и кислотой в голосе: — Я тебя люблю, ценю и уважаю. Ты у нас человек умный, образованный и очень энергичный, только уж больно ты, сынок, не любишь портить отношения ни с кем. Ты это брось, не к лицу это тебе. Я ведь понимаю, чего ты крутишь.

И махнул рукой, а Зацаренный обиженно задудел:

— Это вы не правы, Павел Лукьянович! Ничего я не кручу, не в этом дело. Я подхожу с точки зрения закона. Даже если найдем виновника, не сможем мы доказать в суде ничего…

Воробьев засмеялся и сказал:

— Конечно, ты у нас парень университетский, но и я кое-что в этом смекаю. Позволю себе напомнить тебе, что есть две формы умысла: прямой и эвентуальный.

Зацаренный оскорбленно пожал плечами:

— Почему же это я не помню? И как мы можем доказывать эвентуальность умысла?

— Сможем! Преступник, отправляя подобную телеграмму старому человеку с больным сердцем, с двумя инфарктами, инвалиду войны, мог и обязан был предвидеть возможные тяжкие последствия… Он надеялся и хотел сокрушить его этой телеграммой. И если поймаем его и докажем, то будем выходить с этим делом в суд.

— Павел Лукьянович, вы здесь нарисовали законченную картину умышленного убийства, — насмешливо ухмыльнулся Зацаренный.

— Это и есть убийство, — не обратил внимания на его иронию Воробьев. — Хотя, пока его не поймали, мы не знаем, чего он достигал, что ему нужно было. Ладно, давайте получим сообщение из Урюпина, тогда будем решать, что делать…

За дверью со стеклянной табличкой «Заведующая учебной частью Екатерина Сергеевна Вихоть» раздавались шумные, возбужденные голоса. Тонкие деревянные филенки вибрировали, впадая постепенно в истерический резонанс назревающему скандалу.