Арне Даль - Мистериозо

Хорошее начало совершенно обычного дня.

Он посадил пятнадцать во внешний круг и двадцать — во внутренний, для интереса; дротик затрепетал возле проволочного кольца напротив досадной единицы, но попал в мишень. Проволока слегка дрожала от прикосновения. Итак, теперь надо попасть в «бычий глаз», в «яблочко». Он сосредоточился, поднял дротик, прицелился длинным острием в кружок и занес дротик точно на уровне глаз, отведя руку на десять сантиметров назад.

Раздался стук в дверь.

Странно. Что-то тут не так. Слишком рано.

Он опустил дротик и пошел к входной двери.

Огромный, как бык, мужчина навел на него большой длинный пистолет. Он застыл на месте. Все пошло прахом. Все неправильно, все не так. Не сейчас. Только не сейчас. Пол уходил у него из-под ног.

Мужчина подошел к окошку кассы и протянул ему пустую сумку. Он отложил дротик, открыл окошко и, словно загипнотизированный, взял сумку.

— Fill it up! [1] Наполняй ( англ .). — сказал человек-бык на ломаном английском.

Он стал медленно перекладывать пачки денег в сумку, одну за другой. Рядом с сумкой лежал дротик с длинным острием. Мысли беспорядочно завертелись в голове. Надо попасть в «бычий глаз», думал он, потом он вспомнил о Лисбет, о половине десятого и о давнишней привычке не запирать входную дверь, об исходе партии с двойным кольцом, об официальном письме от руководства банка в коричневом конверте, об угрозе, которая исходила от букв, выведенных синими чернилами, о том, какая Лена мягкая, и о том, что зубы стучат, и снова о «бычьем глазе».

Человек-бык на мгновение опустил пистолет и беспокойно огляделся.

А он думал, способен ли он пойти на крайние меры в крайних обстоятельствах.

— Hurry up! [2] Поторапливайся ( англ .). — прошипел Бык и бросил нервный взгляд в окно. Зрачки у него были совершенно черные, окруженные красными кольцами.

«Бычий глаз», — подумал он и схватил дротик.

Выход [3] Выход, закрытие, checkout — в игре дартс означают финальный бросок, который выигрывает игру. был только один.

Первой мыслью Пауля Йельма была мысль о том, как же давно он не ездил в патрульной машине со включенной мигалкой и воющей сиреной. Он сидел на заднем сиденье, зажатый между двумя полицейскими в форме и криминалистом в гражданском, выглядевшим точно так же, как и он сам. Йельм наклонился вперед и положил руку на плечо водителя, как раз когда машина взвизгнула покрышками, резко сворачивая влево на Буткюркаледен.

— Думаю, лучше выключить сирену, — тихо произнес Пауль Йельм.

Водитель протянул руку к кнопке, но тише не стало; визг покрышек и рев разгоняющегося мотора по-прежнему оглушали.

Йельм посмотрел на своего коллегу в гражданском. Сванте Эрнтсон судорожно цеплялся за маленькую кожаную петлю, свисавшую с потолка. «Неужели в современных полицейских машинах еще делают такие петли на потолке?» — подумал Йельм, а затем подумал, что это не то, о чем ему следует думать.

Он вообще часто думает о том, о чем ему не следует думать, подумал он.

И что он думает об этом все чаще и чаще.

Прошел всего месяц с тех пор, как Сванте Эрнтсон выбрался невредимым из разбитой всмятку патрульной машины на Тэгелансвэген после абсурдной автомобильной погони в фабричном районе Фиттья. Эрнтсон едва заметно напрягся, когда автомобиль протиснулся через пробку в районе Фиттья, взял влево по длинному съезду к Слагста и выехал на перекресток. Тэгелансвэген пошла вправо, остекленевший взгляд Сванте Эрнтсона был направлен влево. Постепенно Сванте Эрнтсон расслабился.

Йельму казалось, что он видит то же, что видит Эрнтсон, и разделяет его ощущения. Почти за семь лет тесной совместной работы в одном из самых сложных полицейских округов страны они изучили друг друга вдоль и поперек. И в то же время Йельм понимал, что фактически знает о напарнике совсем мало. В сущности — что он знает о нем…

Сам он был совершенно опустошен. Потому и поймал мимолетный испуг своего коллеги. Чтобы на мгновение уйти от самого себя.

День начался — хуже не придумаешь. В спальне было нечем дышать, раннее весеннее солнце ненадолго просочилось сквозь жалюзи, усугубляя духоту. С крепко вставшим с утра членом он пододвинулся к Силле, которая как бы невзначай отползла в сторону. Он не заметил этого, не захотел замечать и продолжал двигаться к ней со своей упрямой назойливой похотью. А она отстранялась от него сантиметр за сантиметром, пока наконец не оказалась на краю кровати и не свалилась на пол. Он вздрогнул, окончательно проснулся, сел на постели; возбуждение прошло. Силла осторожно поднялась с пола, мотая головой в безмолвном бешенстве. Она сунула руку в трусы и, вытащив пропитанную кровью прокладку, протянула ему. На его лице отразилась легкая гримаса — отвращение и извинение одновременно. Тут они заметили, что в дверях стоит четырнадцатилетний Данне и на его прыщавом лице застыл неприкрытый ужас. Сын тут же бросился прочь. Они услышали, как повернулся ключ в замке, как заорала во всю глотку группа «Public enemy». Они переглянулись. На какой-то миг их сблизило смущение и чувство вины. Силла выбежала из комнаты, несколько раз постучала Данне в дверь, но ответа не последовало.