Рут Ренделл - С любовью насмерть, Дун...

Он замолчал. Грохот наверху стал еще сильнее. В тот момент, когда Уэксфорд взялся за ручку двери, оттуда донесся протяжный, жалобный стон.

* * *

В комнате повсюду на полу валялись растерзанные книги, с отодранными корешками и вырванными страницами, с изорванными и мятыми обложками. Одна книжка стояла торчком у стены, куда ее в сердцах запустили, и была раскрыта. Иллюстрация изображала девочку, здоровую, спортивного вида, с задорным хвостиком на макушке; она улыбалась, салютуя зрителям хоккейной клюшкой. Посредине этого хаоса ползала на коленях жена Кводранта, яростно комкая в руках оторванную от книги цветную обложку.

Увидев Уэксфорда, она сделала над собой невероятное усилие и постаралась принять такой вид, будто она у себя дома, занимается поисками какой-то понадобившейся ей вещи на собственном чердаке, и вошедшие четверо людей совсем некстати, они мешают, отрывают от дела, но надо быть вежливой. Вердену даже пришла в голову смешная, фантастическая мысль, что, пожалуй, она может разыграть роль светской дамы, подойти и протянуть руку. Но она только поднялась с пола и стояла безмолвно, опустив беспомощно руки. Затем она тихонько стала пятиться к окну, а руки медленно поднесла к лицу. Унизанные кольцами пальцы впились в щеки. Каблуком она зацепилась за толстую книгу на полу, объемистый женский календарь, споткнулась и осела на сундук, тот, который был побольше. Отняв руки от лица, она схватилась за его крышку. На лице остался след — огромный бриллиант всеми гранями отпечатался на ее щеке.

Она полулежала на сундуке и пыталась подняться, но у нее не было сил. Тогда Кводрант подошел и поднял ее с сундука. Она со стоном приникла к нему, спрятав лицо у него на груди.

Хэлен Миссал, стоявшая в дверях, вдруг топнула ногой и капризно произнесла:

— С меня хватит! Я хочу домой!

— Инспектор Берден, закройте, пожалуйста, дверь, — спокойно сказал Уэксфорд и, подойдя к маленькому окошку, распахнул его. Движения главного инспектора были неторопливы и уверены, как будто он находился не на чужом чердаке, а в своем собственном кабинете. — Неплохо было бы впустить свежего воздуха, тут душно, — сказал он.

Комнатка была маленькая и длинная и обклеена обоями тускло-зеленого цвета, что делало ее похожей на коробку из-под обуви — изнанку этих коробок обклеивают такой же неяркой бумагой. И хотя Уэксфорд открыл окно, прохладнее не стало. Зато сразу дохнуло уличным пеклом.

— Я должен извиниться за то, что вынужден держать вас здесь, в тесноте и духоте, — сказал Уэксфорд тоном смущенного хозяина дома. — Мы с инспектором Верденом постоим, а вы, миссис Миссал, можете присесть на другой сундук, что поменьше.

К большому удивлению Вердена, она повиновалась. Он заметил, что она не отрывает глаз от главного инспектора, как послушный пациент от гипнотизера. В ней произошла разительная перемена. Она была смертельно бледна и выглядела надломленной, постаревшей. Даже пышная грива ее рыжих волос теперь казалась париком, с помощью которого пожилая женщина скрывает свои истинные годы.

До сих пор Кводрант молчал, нежно прижимая к себе жену, словно утешал обиженного ребенка. Наконец он изрек в обычном своем презрительном тоне:

— Копируете методы Сюрте [5] Сыскная полицейская служба в Париже , господин главный инспектор? Ну что же, мелодрама вполне в их духе.

Уэксфорд не ответил на колкость. Он стоял у открытого окна, за его головой сияло голубое небо.

— Я хочу рассказать вам историю одной любви, — проговорил он. — Историю любви Дуна к Минне.

Никто не двинулся с места, кроме Кводранта. Он дотянулся рукой до своей куртки, которая лежала на сундуке рядом с миссис Миссал, вынул из кармана золотой портсигар и спички и закурил.

— Когда Маргарет Годфри впервые приехала сюда, — начал Уэксфорд, — ей было шестнадцать лет. В семье ее воспитывали в старомодном духе и, естественно, она казалась чопорной, строгой, застенчивой. Это не была молоденькая жительница Лондона, приехавшая покорять провинцию, не тот случай. Выросшая сиротой в бедном предместье Лондона, она попала в атмосферу богатого и весьма просвещенного старого сельского городка со своими понятиями, историей и традициями, которые он чтит. Вы согласны со мной, миссис Миссал?

— Пожалуй, что так.

— Она поняла, что не в силах тягаться с местными барышнями, и, чтобы не казаться серенькой на их фоне, придумала себе своего рода маску: она должна была казаться загадочной, несколько не от мира сего, витающей в облаках и вместе с тем строгой. Сочетание этих качеств чарующе действует на тонкие натуры, так оно и случилось. Дун был покорен. Он был богат, умен, хорош собой. Я не сомневаюсь в том, что на какое-то время Минна (так называл ее Дун, и так отныне буду именовать ее я) не устояла и поддалась его обаянию. Дун мог покупать и дарить ей вещи, которые Минна никогда не смогла бы себе позволить, и таким образом Дун в каком-то смысле покупал любовь Минны, скажем, не любовь, а дружбу, возможность быть рядом с Минной; ибо это была любовь духовная, ничего физического в той любви не было.