Михаил Михеев - Поиск в темноте

Все молчали. Никто даже не спросил, зачем я все это делаю.

Первой нашлась та же Шарапова.

— Сядь, Вадим! — сказала она. — Женя собирается показать нам фокус.

— Вы хотите их открыть? — наконец спросил Завьялов. — Разрешите.

Он взял у меня часы, пригляделся к ножу, потом быстро встал, прошел на кухню, так же быстро вернулся с ножом, которым резал хлеб. Теперь все так же молча уставились на Завьялова, ощущение тревоги прочно захватило их внимание, и я невольно подумала: как жаль, что полковник Приходько не видит сам эту финальную разработку его же сценария.

Завьялов положил часы на ладонь, приставил к ребру крышки лезвие ножа, повернул… и крышка упала на стол, ударилась о край тарелки и шустро покатилась по скатерти. Точным движением Шарапова поймала крышку, только мельком взглянула на нее — мне показалось, что она уже догадалась обо всем сама, — и протянула крышку Завьялову:

— Возьми, Борис! Прочитай вслух. И погромче.

Легкий румянец показался на ее щеках.

Тяжелым замедленным движением Завьялов опустил на стол нож и часы, которые все еще держал в руках. Острые скулы на его лице обтянулись еще сильнее.

Он повернул крышку к свету.

— «Лейтенанту милиции Е.С. Грошевой, — он отчетливо выделил мои инициалы и фамилию, — за отличную работу от Управления внутренних дел. Город Новосибирск».

Фоминых уронил свою вилку, она резко звякнула о тарелку, но никто не обратил на это внимания. Шарапова поставила локти на стол и закрыла ладонью глаза.

Часы мои лежали на столе, я подумала, что можно уже их закрыть, но крышка была в руках Завьялова, и мне не хотелось терять эту минуту напряженной тишины.

— У меня нет с собой удостоверения, — сказала я, — поэтому пришлось пойти на такую инсценировку. Я опасалась, что кто-то из вас может не поверить мне, а я сейчас буду говорить с вами уже не как ваша знакомая, а как работник милиции — офицер милиции, с полной ответственностью за все свои слова. Я не знаю подробностей, не знаю, как все произошло, но я знаю, что Зоя Конюхова была вашей знакомой, она была и в этой комнате — в вашей комнате, Тобольский. И кто-то из вас увез ее отсюда на машине и высадил на последней автобусной остановке, возле которой Зоя Конюхова и погибла.

За столом никто не шевельнулся, не произнес ни слова, я слышала даже тиканье моих часов, лежащих на столе. Тут же лежал и нож, который принес из кухни Завьялов. Это был хороший нож, с крепким острым лезвием и удобной деревянной ручкой на медных заклепках. Я бы не возражала убрать его со стола куда подальше, но мне не хотелось привлекать к нему внимание. Я знала, что успею опередить Брагина, если он потянется за ножом. Сидящих рядом я не опасалась. Конечно, у Брагина мог быть и свой нож, но такую вероятность я решила не принимать в расчет.

Сам Брагин сидел потупившись, зажав коленями опущенные вниз руки, и только слегка покачивался на стуле взад и вперед. По переулку мимо домика прошла машина, за оконными стеклами сверкнули блики автомобильных фонарей. Брагин резко вскинул голову.

— Это не милицейская машина, Брагин, — сказала я. — В милиции даже не знают, что я здесь. Я могла бы не приезжать сегодня к вам, но решила приехать. Я хочу, чтобы вы точно поняли меня. Мне неизвестна степень вины каждого, но, если милиция соберет вас всех, следствие сумеет ее определить. Поэтому вам нужно самим идти в милицию, а не ждать, когда за вами придут. Это последний наш разговор и мой вам совет. И это единственное, что я еще могу сделать для вас. А ваше добровольное признание — единственное, что вы еще можете сделать для себя.

И хотя я примерно заранее продумала свою «тронную речь» — все же она была импровизацией, и сейчас мне показалось, что я таки нашла точные убедительные слова. Я не стала упоминать про убийство, не желая заранее пугать Брагина. И пока я, как токующий тетерев, вела свой монолог, где-то я перестала следить за Брагиным. А он сидел как бы смирившийся, сгорбившийся, продолжая тихо покачиваться на стуле, взад и вперед… Ох, как прав был полковник Приходько, не умела я еще ни смотреть по сторонам, ни заглянуть вперед…

Я закончила на высокой ноте и, замолчав, опять услышала тиканье своих часов, подумала, что теперь-то уж могу их закрыть. Мне нечего было больше говорить.

Взяла со стола часы, потянулась за крышкой, небрежно оттолкнула в сторону лежавший рядом нож.

Не предугадала я звериной быстроты и находчивости Брагина.

Он не вскочил, не побежал кругом стола ко мне, не потянулся через стол к ножу: в любом случае он бы не успевал. Он это понял. Он просто схватил скатерть за углы и сильно дернул ее на себя. И под звон и дребезг полетевших на пол бокалов и тарелок быстро наклонился над столом.