Михаил Михеев - Поиск в темноте

Колебания Вики были заметны, но я не могла понять их причины.

— Ларису, конечно, мы можем навестить, — нерешительно протянул он. — Это не проблема.

Я решила его подтолкнуть:

— У меня сложилось впечатление, что она не желает со мною больше встречаться.

— Правильно сложилось, — ухмыльнулся он. — Не желает. Побаивается она. Женщина ты свободная, ну и привлекательная, — снизошел он. — Ревнива она, как дикая кошка.

Я не знала, как там с ревностью у диких кошек, но решила принять заявление Вики как исходную гипотезу.

— К кому она может меня ревновать? — удивилась я. — Уж не к тебе ли?

Вика поверил в мою наивность.

— Еще чего! Да она ко мне ни с какого боку.

— Так за кого она опасается, уж не за Поля ли Фоминых?

— Какой там Поль? — удивился Вика моей бестолковости. — Что, ты не видишь, что Пашка для Ларисы — нуль без палочки. — Вика принялся за кофе, а я продолжала таращиться на него как можно вопросительнее. — Есть тут у нее… ну, инженер один, Вадим Тобольский. Она из-за него, можно сказать, со своим прежним мужем разошлась, думала Вадима на себе женить. А он — парень оказался такой… — Вика повертел ладонью. — Словом, тянет резину да по сторонам поглядывает. Ну, Лариса, естественно, расстраивается. Она из-за Вадима всех девчонок от нашей компании отвадила. Осталась только Тамара, — мы ее царицей Тамарой зовем, — так у нее Геночка есть, она к нему намертво приклеена. Да еще Катюшка. Ну, Катюшка вообще не в счет — простой трамвайный вагоновожатый.

— Вагоновожатая?

— А что? — заступился Вика. — Катюшка в компании девчонка звонкая. Зарплата большая, когда нужно на вечерок сброситься — не скупится. На лицо, правда, не очень. Зато фигура — дай бог! И «барыню» танцует, не стесняется.

— Чего же стесняться «барыню» танцевать?

— А это смотря как танцевать, — ухмыльнулся Вика. — Даже не как, а в чем танцевать, — пояснил он.

— В чем же ваша Катюшка танцует «барыню»?

— А ни в чем.

— Как? Совсем?…

— Совсем. Без ничего. Я говорю — фигура у нее, любая девчонка позавидует. Я таких даже на картинках не видел. Ее модельершей приглашали — не пошла. На трамвае, говорит, удобнее, день работаешь — два гуляешь. И зарплата, опять же. У художников в студии была.

— Ну и что?

— Отказалась, говорит — старики, а тоже, лезут… Хоть бы молодые были. Она девка прямая.

— Так, — подытожила я. — Катюшку-вагоновожатую Лариса не боится, а меня, значит, опасается. Да не нужен мне ее Вадим. А что, он такой уж парень, неотразимый?

— Парень как парень, ничего особенного. Чего она к нему так прилепилась? Вас, девчонок, разве поймешь?

— Да, — согласилась я, — понять нас бывает трудновато. А так хотелось бы мне еще раз Высоцкого у нее послушать! Хорошие записи, никогда таких не слыхала.

Записи у Ларисы на самом деле были отличные, и я знала, что их сделал у себя на студии Вика, но также знала, что на студию он меня не пригласит, побоится. Кто-то там у него, видимо, был.

— К Ларисе мы зайдем, — сказал он. — У нее в субботу день рождения, вот мы и придем, поздравим.

— Неудобно. На день рождения собирают обычно друзей.

— А я ей кто? Я ее еще со школы знаю.

— Ты другое дело. А тут она про меня такое думает.

— Ну и пусть думает, мало ли какая дурь ей в голову взбредет. Ты же со мной придешь, со мной и уйдешь. А если Вадим на тебя и взглянет разок, так Ларисы от этого не убудет.

Мы договорились встретиться в субботу возле цирка. Вика проводил меня к тому же подъезду, был на удивление корректен при прощании.

— Эх, жаль, пригласить мне тебя некуда.

— Да, жаль, — сказала я. — Посидели бы еще.

Дверь нам открыла сама Шарапова.

Она была в новом «Ренглере» и прическу сделала, видимо, в парикмахерской.

Не знаю, кого она ожидала увидеть, во всяком случае, не меня. С ее лица тут же исчезло застольное оживление, она нахмурилась, я ожидала, что она вот сейчас передо мной захлопнет дверь. И, не будь рядом Вики, возможно, она так бы и сделала. Во всяком случае, мне дали понять, что присутствие мое здесь нежелательно, и если по совести, то мне нужно было извиниться и уйти.

Но уйти я не могла.

Я была на работе. Я не имела права ни на обиду, ни на самолюбие. И Лариса Шарапова была не простой моей знакомой, а человеком, которого подозревали, — да, подозревали! — в причастности к тяжелому преступлению, и очень многое может проясниться хотя бы потому, что здесь Тобольский. А он был, конечно, здесь, иначе у Ларисы не было бы такого счастливого лица, когда она открывала нам дверь.