Алекс Норк - Еще не вечер

План понравился тем еще, что никаких собственных силовых действий хозяин в виду не имел.

Правоохранители, в свою очередь, будут обо всём информировать «коллегу», в том числе о первом допросе Шестовой, задержание которой уже представлялось безотлагательным.

У полковника совсем прошло утреннее напряжение, а от съеденного-выпитого стала трогать сонливость.

Все приказы, включая контроль на вокзале и дорогах из города, были отданы, оперативная обстановка больше, пока, ничего не требовала.

— Завалюсь-ка я, Витя, спать часика на три? Я в Управлении, на своем удобном диване.

Прокурора это как раз очень устраивало, и что в Управлении — так как попытку повторного покушения не следовало совсем исключать.

Яна, когда он позвонил, отреагировала растерянно, даже пришлось переспрашивать, хорошо ли она его слышит — нужно сегодня встретиться; правда, девушек на встречи приглашают вовсе не этим, приказным почти, тоном, и, придав голосу, сколько можно, любезность, он предложил ей самой выбрать место и время.

К кому именно он идет — к преступнику, случайно втянутому человеку или вообще невиновному? Хотелось очень этого третьего варианта, но не шло в голову, каким, конкретно, таковой может быть.

Виктор начал искать глазами назначенное заведение и скоро дошел до него.

Поискал внутри Яну…

Она забилась в самый угол полупустого зала, но так, чтобы зал был хорошо виден весь.

Сделала ему приглашающий к столику жест.

Улыбнулась.

Сдержанно, не как прежде — «всем выражением».

Бокал с красным вином почти выпитый.

Глаза исподлобья, большие, и такого серого цвета, который бывает только в глазах и нигде больше в природе.

— Что вы так улыбаетесь?

— Как?

Он не был на той космической волне, где всё застывает и можно разглядывать будущее, чувства человеческие сами по себе космос, они говорили сейчас — перед ним… нет, не преступник.

Сознание человека, привыкшее к знакомым полочкам в родном помещении, противится, когда хотят вывести из него, чтобы показать нечто другое: не удивительно — а вдруг оттуда не удастся вернуться назад; сознание предпочитает обыденность — Виктор остро ощутил это за последние полчаса. «К чему-то надо сначала привыкнуть, и только потом стараться понять», — сказала Яна, когда почувствовала — от ее рассказа у него плывет голова. Очень точно сказала, так же говорил Макс и ребята на семинаре: наткнувшись на новое, люди стремятся найти ему название и этим вписать в существующий круг — всё что имеет имя, приобретает краски привычного мира, перестает быть чужим; потом это «новое» начинают изучать, стараясь отыскать оправдания данному имени, и изворачиваться будут до анекдотических крайностей, настаивая на том, что имя-обозначение дано было правильно, — и это плодотворная диалектика, потому что только всё вместе, и в том числе ощущенье границы с абсурдом, движет вперед.

Хорошо, что он был психологически подготовлен к несовершенству даже очень научного сознания, иначе его собственное сейчас действительно могло не вернуться, туда где «родные полочки».

Дед Яны — дитя коммунистических идеалов — и был тем самым очень молодым командиром отряда, направленным сюда из Москвы для этапирования сотрудников Института согласно дальнейшему ожидаемому приказу. Именно он исчез на четыре года, побывав в реальности, где история пошла по другой ветке.

— И наверное, там не было никакой войны с немцами, потому что Тухачевский сразу начал устанавливать военно-политический союз с финнами и поляками. Дед провел там всего полгода, и для его примитивно-партийного сознания каждый день почти становился стрессом: дружба со странами-буржуинами — новое правительство ведь стало восстанавливать отношения в рамках Антанты, право на выделение крестьян из колхозов в кооперативы с возвращением им долевой собственности, мелкотоварное предпринимательство. Он помнил мальчишкой «проклятый НЭП» — и что-то похожее очень на его глазах начиналось. А главное — убит его кумир Сталин, вместе с Ворошиловым, и якобы они, повздорив, стреляли друг в друга, но всем почти было понятно — это сделала новая военно-правительственная группировка.

— И были репрессии к старой?

— Куда-то их поссылали на периферию, но ничего зверского.

Здесь очутившись, скакнув на четыре года во времени в август 41-го, дед ничего не понял сначала, молол ахинею про покушенье военных на Сталина — тех самых, что давно уже были расстреляны. Подумали было сперва, что уклониться хочет от фронта, но две психиатрические экспертизы категорически не признали его симулянтом.