Алекс Норк - Еще не вечер

— Так, но «гвоздь программы» не понимаю в чем.

— «Гвоздь» связан со специалистами Института.

— Ну, раз 37-й…

Виктор не стал договаривать, история слишком понятная — массовые репрессии, только расстрельных приговоров около четырехсот тысяч.

— Нет, не так всё просто. Спецотряд был должен забрать всех сотрудников Института скопом. Прибыл ближе к вечеру, дали приказ собрать к утру в дорогу только самое необходимое. Расставили плотно посты. А утром, когда настало время поднимать людей, обнаружили, что их просто нет. Вещи, пищевые продукты — все на месте. Людей — ни одной души.

— Непонятный побег?

— Во-первых, непонятно как. Во-вторых, за ночь далеко не убежишь, тем более, были и пожилые люди. Прибавьте сюда телеграфную связь, да и телефонная в то время налажена неплохо была, а в системе НКВД все виды связи особенно быстро действовали. Железнодорожные станции контролировались. В лесах тоже надолго не укроешься, они тут, кстати сказать, небольшие, идут вперемежку с полями.

— Маша, а насколько достоверно само исчезновение?

— В городе еще немало старых людей, чьи родители были всему свидетелями.

— Все-таки это уже не прямое свидетельство, а слух. Дальше, как я догадываюсь, на этом месте стал расти Черный лес. Люди ушли под землю. Люди-деревья, да? Этого нет у Стивена Кинга?

В заведении вели себя по-свойски, почти по-домашнему: переговоры между столиками слышались постоянно, а вмешательство в чужой разговор считалось естественным именно потому, что чужим здесь ничто не считалось. И крупный мужчина, устроивший раньше дискуссию о справедливости и о том, кто «мы», повернул стул в их сторону:

— У Стивена Кинга нет, а вот у великого философа Николая Лосского кое-что есть.

— Борис, — быстро представила Маша, — ведет у нас раздел научной и познавательной информации.

Тот улыбчиво кивнул и осведомился, известна ли Виктору фамилия Лосский.

— Работ его не читал, а фамилию, да, слышал от своего культурного очень приятеля. Он в московской прокуратуре экспертом по художественным произведениям работает. Правильнее сказать, подрабатывает, а вообще — доцент МГУ. Этот Лосский действительно великий философ?

Сразу несколько голосов подтвердили, и Виктору сделалось неловко от своих недостаточных знаний.

— Причем философ строгий, — продолжил Борис, — очень не любивший произвольных суждений, всякой безответственной мысли.

Он совсем повернул стул в их сторону, а из-за другого столика успели сообщить:

— К тому же, Лосский был превосходный логик.

— Верно-верно. А среди многих проблем, которые он рассматривал, есть и такая: насколько сознательное и психическое присущи природе вообще, а не только человеку и высокоразвитому животному миру. И именно логическими построениями Лосский приходит к выводу: и сознательное — разной степени глубины, и психическое — тоже различающееся глубиной и разнообразием реакций, должны быть крайне распространены в природе. Если говорить очень коротко, из его работ следует наличие психоидных и сознающих субстанций. Или сущностей, как их иногда называют. Они чрезвычайно разнообразны по силе, свойствам, моральным характеристикам.

— Но ниже человека, — добавил кто-то, пока «докладчик» отвлекся допить свой бокал.

Борис, еще не допив, остерег поднятым вверх указательным пальцем…

— «Ниже человека» — это, во-первых, какого? Могут быть и повыше. А во-вторых, сила сущностей, которых по старинке еще называют демонами, бывает и незначительной и очень большой. Возьмите, к примеру, того же Азазелло — самый древний дух из известных средиземноморским цивилизациям и самый могущественный.

Виктор удивился, однако не он один — два голоса спросили наперебой:

— Так это не выдуманный… не самого Булгакова персонаж?

— Конечно, нет.

Тучному Борису совсем не хотелось подниматься со стула, он красноречиво помотал пустым бокалом:

— Так что, рассказывать?

Жест поняли.

И поторопились исполнить.

Одобряя такую ретивость, докладчик не стал тянуть:

— К слову, Булгаков в своем «Мастере» вообще не использовал ничего случайного. Но, Азазелло! Демон пустыни. Демон над демонами. Да будет вам известно, когда совершался обряд отпущения грехов и черного козла изгоняли в пустыню, то приговаривали: «Для Азазелло, пусть его возьмет Азазелло». Обряд этот совершался издревле, он едва ли не самый ранний, и совершался он не только среди иудеев. Азазелло очень боялись. Считалось, что человек, встретивший Азазелло, мгновенно погибнет. Тем не менее, некоторые маги добивались с ним встречи.