Алексей Макеев: Личное дело сыщика

– Где ты установил с ней контакт?

– Как ты и говорил, Лев Иванович, по координатам ныне здравствующей мамочки госпожи Поллудневой.

– И что, она приехала домой, побыла пару часов и отправилась обратно?

– Не угадал. Дома была пять минут, переоделась. Стала похожа на редкостную строгую деловую стерву и поехала на Большую Никитскую, 80, квартира 94. Поторчала там немного. После чего пошла в ближайший бар пить пиво. Затем направилась к тебе. Близко подходить я не решился, но глаза у нее, как мне показалось, были на мокром месте.

– Ладно, раз лились слезы, сейчас приеду.

«Клиент дозрел», это Гуров понял сразу, как только увидел лицо Надежды. Зрачки дергались, выдавая нешуточное нервное напряжение.

– Вы случайно не меня хотели видеть? – осведомился Гуров, подойдя к Поллудневой.

– Вас, – тихо ответила она, опустив глаза.

– Что-то случилось?

Они стояли на улице – не лучшее место для серьезного разговора.

Она закивала, поднесла к лицу платочек и заплакала. Лев Иванович убрал ее руки от лица и, стараясь заглянуть в глаза, спросил:

– Что произошло?

– Нелли, – простонала Надя, – Нелли убили. Я больше так не могу.

Он повел ее к машине.

– Я не хочу туда ехать.

– Придется. Раз уж пришли за помощью, – Гуров подтолкнул Надежду Алексеевну к машине. – Большая Никитская, дом восемьдесят, – назвал адрес водителю Лев Иванович.

– Откуда вы знаете, вы следили за мной? – удивилась она.

– Жизнь полна неожиданностей, – полуфилософски ответил ей Гуров. – Ты видела труп?

– Да. Ее застрелили. Прямо в сердце.

Она снова заплакала.

– Почему ты пришла, боишься, что с тобой будет то же самое?

Она принялась реветь в голос. Гуров не успокаивал ее – пусть проплачется.

Вскоре слезы прекратились. И очень кстати, потому как они подъехали к дому.

Дверь в квартиру Надя открыла своим ключом.

С первого взгляда Гуров понял, что это однокомнатное милое гнездышко предназначалось для обслуживания богатых клиентов. Евроремонт. Обои, мебель и даже потолок выдержаны в красных тонах. На стенах картины современных художников, на которых изображены пары в фривольных позах.

Гуров прошел в комнату. Он увидел ее сразу же. Нелли лежала на полу абсолютно голая. Было очевидно, что после выстрела она сползла по стене, обхватив подушку руками. Умерев, завалилась на бок. Глаза были открыты.

Гуров прошел на кухню, где рыдала Надя.

– Я вызвал экспертов, пока они приедут, пройдет минут пятнадцать-двадцать. Давайте поговорим. Конечно, если вы хотите, чтобы больше никто не погиб.

Она закивала, судорожно пытаясь подавить рыдания, и выдохнула:

– Я хочу иметь гарантии, что не сяду в тюрьму.

Гуров с удивлением посмотрел на нее.

– Могу обещать вам, что сделаю все от меня зависящее.

Она с недоверием посмотрела на него.

– Вашим словам грош цена. Вы врали мне на каждом шагу.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Гуров. – Тогда вы убили Нелли. У вас ключ от двери, вы сами привели меня сюда, потому что раскаиваетесь, я понимаю, суд это учтет. Где оружие, из которого вы застрелили ее?

Теперь она ненавидела его.

– А вы умеете обрабатывать людей.

– Для меня вы убийца и пока ни одного смягчающего обстоятельства мне не назвали.

– Но я никого не убивала! – воскликнула она.

– Докажите. – Полковник был беспристрастен, словно верховный судья.

Она снова оказалась на грани истерического срыва.

– Ну-ну-ну, – Гуров взял ее за плечи и встряхнул. – Так у нас ничего не получится. Надо успокоиться и сказать самое главное.

– Что?

– Угрожает ли сейчас кому-нибудь смертельная опасность?

– Может быть, он списал ее со счетов, – произнесла она вяло, глядя прямо перед собой.

– Кто?! Кто убил Нелли?! – выкрикнул Гуров. – Смотрите, смотрите мне в глаза! Кто?! Клиент?! Сутенер?!

– Что ты на меня орешь? – вдруг сказала Надя. – Не можешь простить, что обнимался с криминальной сучкой?

Столь резкий переход застал полковника на мгновение врасплох. Льву Ивановичу потребовалось время, чтобы перестроиться.

– Неужели я виноват в том, что ты мне понравилась? Кто же знал, что ты не чиста на руку?

– Почему ты врал?

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию Анны Вербицкой и положил перед ней на стол.

– Видишь эту девочку? Сережки, что были на тебе день назад, принадлежали ее матери. Девчонка в поисках средств продала их или обменяла на дозу кокаина. Ее отец и мать не видели ее уже больше двух месяцев. Кто он, Надя? Кто?