Алексей Макеев: Театр одного убийцы

– Я из милиции, Тамара Игнатьевна, – представился Гуров. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Конечно. Спрашивайте. – Разговаривала Селиванова очень тихо и при этом почти не смотрела на собеседника. – Чаю с пирожками хотите?

– Не откажусь, – улыбнулся сыщик и решил польстить старой женщине: – Я так много хорошего слышал о ваших пирожках, что было бы грех не попробовать их.

– Да, печь пирожки – это почти все, что мне осталось, – вздохнула старушка. – Пройдемте на кухню.

Кухонька у Селивановой оказалась очень маленькой, но опрятной. Гуров с трудом протиснулся в узкую щель между холодильником и стеной и осторожно опустился на скрипнувшую под ним табуретку. А затем с удивлением стал рассматривать целую коллекцию расшитых яркими узорами полотенец, буквально заполонившую все небольшое помещение кухни.

– Это вы тоже сами делали? – поинтересовался сыщик, взяв в руки одно из них.

– Да, – кивнула Селиванова. – Сижу вечерами перед телевизором и вышиваю. Пробовала однажды продать их на базаре, но не смогла там простоять и пяти минут. Люди все такие страшные и злые. К тому же, когда у меня кто-то захотел полотенце купить, мне его вдруг жалко отдавать стало, и я отказалась продавать.

– Необычный вы человек. Будто из другого мира, – удивленно проговорил Гуров. – А скажите, как вы оказались с пирожками в театре?

– Это все Володя Воронцов, – уголками губ улыбнулась старушка. – Мы ведь с ним одно время вместе в Большом театре работали. Он реквизитором, а я балериной была…

Гуров удивленно посмотрел на нее. Ощущение того, что все происшедшее за последние два дня переплетается в один большой и жутко запутанный комок, возникшее у сыщика сразу после получения адреса Селивановой, теперь только усилилось. И Гуров почувствовал себя зрителем, случайно оказавшимся на сцене в самый разгар действия в какой-то странной пьесе сумасшедшего драматурга.

А Селиванова не обращала никакого внимания на удивление сыщика. Она кратко рассказала о том, что в молодости Воронцов ухаживал за ней. Потом, во время одной из репетиций, она получила тяжелую травму и была вынуждена оставить сцену, из-за чего их пути с Воронцовым разошлись. А недавно, на одной из театральных постановок, они случайно встретились, и директор набился к Селивановой в гости. Именно там, где сейчас сидит Гуров, он попробовал ее пирожки и тут же, на кухне, уговорил старушку приходить в театр и продавать их там. Чтобы иметь хоть какую-нибудь прибавку к мизерной пенсии.

– Вот так я и стала настоящей торговкой, – немного с грустью в голосе произнесла старушка. – Но ведь вы не это хотели узнать? Вы ведь пришли сюда из-за убийства Андрюши Левицкого?

– Вы его тоже знали? – поинтересовался сыщик.

– Плохо, – ответила Селиванова. – Но вот его отчима, Вагиза Деметрадзе, знала хорошо. У него какие-то дела с Воронцовым были. И именно из-за этого прохиндея Володя едва не попал под суд.

– Подождите минуточку, – перебил женщину Гуров. – Насколько мне известно, мать Левицкого после смерти мужа во второй раз замуж не выходила.

– Официально – нет, – согласилась Селиванова. – Но несколько месяцев она сожительствовала с Деметрадзе. Пока его не посадили.

– Вот даже как? – усмехнулся сыщик. – Это многое объясняет. Но вы правы! Волнует меня кое-что другое. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, где именно вы были позавчера перед самым началом «Белой гвардии» и не видели ли, как кто-нибудь до приезда Строевой входил в ее гримерку.

– А тут и вспоминать нечего, – так же тихо проговорила старушка. – Перед началом премьеры ко мне подошел Игорь Станиславович Бельцев и попросил отнести к нему в кабинет несколько пирожков. А когда я спустилась вниз, Мария как раз входила к себе.

– А что-нибудь подозрительное вы в тот вечер заметили? – немного разочарованно спросил Гуров. – Может быть, Левицкий вел себя как-то странно? Или кто-нибудь из работников театра уделял ему особое внимание?

– Нет, ничего такого не было, – без колебаний ответила Селиванова. – Ничего необычного.

– Что же, отрицательный результат – тоже результат, – вздохнул сыщик и предпринял последнюю попытку: – А скажите, Тамара Игнатьевна, вы не заметили, кто позавчера между вторым и третьим актом поднимался наверх, на второй этаж?

– Да многие туда ходили, – пожала плечами старушка. – Всех не упомнишь. И Воронцов был, и Левицкий поднимался. Турчинская на второй этаж ходила…

– Ну а в начале третьего акта кто-нибудь поднимался наверх? – перебил Селиванову сыщик. – Или, может быть, вниз спускался?