Николай Леонов: Бросок кобры

– Не волнуйся, совершеннолетняя, я не хочу доставлять тебе неудобства.

– Как знаешь. – Гуров взглянул на часы. – Укладывайся, ванная рядом. – Он указал на дверь. – Я немного почитаю, уляжешься, свистни, зайду пожелать тебе спокойной ночи.

– Хорошо. – Мария отнесла посуду на кухню, начала мыть и сказала Гурову, который стоял на пороге: – А фильм мой сейчас кончился. Между прочим, я впервые снялась в кино в главной роли. Режиссеры меня почему-то не привечают, говорят, нет индивидуальности, мол, просто красивая баба. Интересно, в театре я играю характерные роли, а в кино у меня нет индивидуальности.

– Какие твои годы, еще наиграешься, – сказал равнодушно Гуров, вытирая тарелки и думая о своем.

– Тридцать семь, вроде немного, но для героини достаточно. – Мария видела, что хозяин не слушает, говорила, чтобы не возникала неловкая пауза. – Хотя Гурченко после “Карнавальной ночи” не снималась сто лет, сегодня она звезда. Я с Людмилой талантом не равняюсь, но ведь такую актрису чуть не закопали. Мне надо попасть в команду. У всех больших режиссеров своя команда... Мне один мафиози сказал... Назови режиссера, дорогая, – Маша начала говорить с кавказским акцентом, – только имя его скажи, я обещаю, он тебя будет снимать.

– И теперь этот “продюсер” живет в твоей квартире? – Гуров взял у Марии мокрую тарелку.

– Мои проблемы – это мои проблемы.

– Как знаешь. – Гуров повесил полотенце и ушел в спальню.

Он зажег торшер, взял томик Азимова и сел в кресло. “Удружил Сашка, сукин сын, только подобной головной боли мне и не хватало. Девчонка хорохорится, но у нее беда, ясно, как таблица умножения! А я не пожарная команда, черт побери”. Он накручивал себя как мог, клялся, что ввязываться в чужую жизнь не станет, своих неприятностей хватает.

– Лев Иванович, я устроилась, а свистеть не умею! – крикнула из гостиной Маша.

– Свистеть я тебя научу. – Гуров опустился в кресло, стоявшее рядом с диваном, закурил. – А жить не научу, так как сам не умею.

– Ты очень сильный, тебе проще.

– Серьезно? – Гуров взял со стола пепельницу. – Кому проще, тебе, примадонне театра, или студентке первого курса ВГИКа? Ее взяли на эпизод, уже успех.

– Ты прав, – Маша села, подоткнула одеяло, – на каждого верблюда грузят столько, сколько он может унести. Дай сигаретку.

– Не дам, – Гуров убрал пачку в карман. – Ты не куришь и не к чему учиться. Спокойной ночи. Он включил торшер, погасил верхний свет.

– А прощальный поцелуй?

– Завтра утром. – Гуров ушел в спальню и закрыл за собой дверь.

Маша выключила торшер, не спала, размышляла о том, что напрасно полагает, мол, знает мужчин, хозяин – экземпляр редкий, ранее не встречавшийся. И дело не в том, что не лапает, не лезет в койку. Гуров совершенно не играет, не пытается произвести впечатление, он абсолютно естествен. Уж это она, женщина и актриса, чувствует точно. Мужчины в ее присутствии ведут себя по-разному. Одни становятся развязными, начинают хохмить, говорить без умолку, другие замыкаются, молчат, изображают равнодушие. Распространена категория мужчин, дающих понять: ты хороша, не спорю, но и такие, как я, на дороге не валяются, будем проще, валяй в койку. Мужчины, они тоже разные, но практически каждый хочет понравиться, произвести впечатление, а милиционеру наплевать, как он выглядит и что она, известная актриса, о нем думает. Остаться на ночлег он разрешил из вежливости, не скрывает, что присутствие в доме женщины хозяина в восторг не приводит. И при этом он не скрывает, что незваная гостья ему нравится, он не прочь с ней переспать, но первым руку не протянет. “Ну-ну, господин сыщик, посмотрим, надолго ли вас хватит”. С такими мыслями Мария и заснула.

Утром они почти не разговаривали, быстро позавтракали – чашка кофе и бутерброд, вместе вышли из дома.

– Тебе куда? – спросил Гуров. – Если недалеко, подброшу.

– Не беспокойся, я доберусь, – ответила Маша.

– Ты не ответила на вопрос. – Гуров отключил охранное устройство стоявшей у тротуара иномарки.

– Так и держишь машину, не боишься? Какая это марка?

– “Пежо”. Франция.

– Довези до Маяковской, – Мария села в машину. – Надеюсь, это недалеко?

Он не ответил, сел за руль, спросил:

– Когда ты думаешь вернуться?

– Спектакль заканчивается в десять. – Она назвала свой театр.

– Я тебя встречу. Если буду занят, тебя встретит мой друг. Его зовут Станислав. А в принципе это неудобно, следует вопрос с твоим возвращением решить. Мало ли что может случиться, мы можем быть заняты.