Николай Леонов - Мы с тобой одной крови

Гуров умышленно назвал свою должность полностью: надо, чтобы парень начал созревать, склонить его к полному признанию будет очень непросто, но совершенно необходимо. В той неразберихе неуловимых киллеров, пьяных депутатов, капризных красавиц, которая сейчас окружала Гурова, этот молодой претендент в убийцы был единственным понятным, давно знакомым сыщику человеком. Кончик знакомой веревочки, ведущей к знакомому клубочку.

Гуров раскладывал сосиски, смотрел на пытавшегося его убить парня чуть ли не с любовью и ностальгией по временам, когда был молод, люди и воровали, и убивали, но все происходило иначе, чем сегодня.

Он вспомнил свое первое крупное дело – задержание убийцы Крошина. Он создал миф о сверхчеловеке, где отвел себе роль главного героя. Тогда двадцатидвухлетнему оперу Гурову и размах преступника, и совершенное им, в конце концов, убийство казалось делом исключительным и в действительности потрясшим небольшой провинциальный город. А кто был Крошин? Валютчик, собравший энное количество долларов. Сегодня прилюдно проигрывают большие суммы в казино. Он содержал молоденькую любовницу и двух дебилов-охранников, которые бежали при виде участкового. Крошин убил в запальчивости, ударил обидчика попавшимся под руку предметом – подковой, дело происходило на конюшне.

Сегодня, двадцать с лишним лет спустя, о серьезных преступниках не стоит и говорить: такой вот мальчишка готов убить полковника милиции. Сумели бы сбить с ног ударом цепи, добивали бы ногами, тыкали ножом, возможно, отрезали бы ухо – как доказательство, что задание выполнено.

“Странно, нет ненависти. Я стал верующим и всепрощенцем?” – удивлялся Гуров, ставя перед парнем тарелку с сосисками и чашку с чаем, вслух спросил:

– Сколько тебе обещали заплатить? – Он протянул бутылку кетчупа, вилку и нож.

– За что заплатить? – Михаил насупился, знакомо изображая недоразвитого. – А ведь теперь, начальник, ты мне ничего не докажешь, даже хулиганку не пришьешь.

В дверь позвонили. Гуров ловко пристегнул наручником кисть парня к ножке стола, пояснил:

– Мебель жалко, – прошел в прихожую, заглянул в “глазок” и впустил Крячко.

Взяв из письменного стола все необходимые приспособления для снятия отпечатков пальцев, Гуров с Крячко вернулся в кухню, кивнул на жующего гостя и сказал:

– Господин полковник, откатайте индивидууму пальцы, смотайтесь в контору и привезите его личное дело.

Крячко сдержал язвительное замечание, готовое уже сорваться с языка, лишь усмехнулся:

– Кажется, меня понизили в должности, – после чего ловко снял отпечатки и молча удалился.

– Через час я буду знать о тебе все, а пока, Михаил, не трать время, не трепи нервы и расскажи, кто тебя нанял, кто с тобой был и все остальное, – сказал равнодушно Гуров.

– За жратву спасибо, хотя я привык получше питаться, теперь сигареточкой угостите.

– Здесь не курят, – ответил Гуров, закуривая, обошел “гостя”, достал из холодильника бутылку водки, плеснул в стакан и выпил.

– Что же ты, начальник, желаешь из меня сучонка сделать, чтобы я скурвился и людей сдал, а сам такой неласковый? – Михаил даже укоризненно покачал головой.

Гурову стало скучно и противно, пропал азарт розыскника, который прочно держит конец нити и лишь дело техники – размотать клубок. Сыщик сел напротив парня, не способного без подсказки сложить два и два, долго молчал. Где взять злость, азарт и силы? Он представил, как лежит оглушенный, ему в тело втыкают нож, отрезают ухо или нос, он мучается от боли, пытается подняться и ему втыкают нож в горло. И седые менты, и прошедшие через кровь “авторитеты” поражаются бессмысленной жестокости малолеток. Он видел такие трупы.

Гуров поднял взгляд. Только что ухмылявшийся парень втянул голову в плечи, шарахнулся от стола и вместе со стулом упад.

– Нервный ты больно, – тихо сказал Гуров, выждал, пока вздрагивающий Михаил не усядется на место, и размеренно, с паузами, как преподаватели диктуют диктант, заговорил: – Я могу тебя отвезти на Петровку, а через трое суток выгнать. Тебя в лучшем случае зарежут, в худшем начнут пытать, что именно ты мне рассказал. Полковник, сыщик Гуров, в большом авторитете у твоих бугров. Никто тебе не поверит, что ты не сказал ни слова такому человеку. Ты сам знаешь, как будешь умирать. Годится?

Гуров вышел из-за стола, закурил, встал у потемневшего окна, смотрел на тусклую россыпь огней.

– Двадцать два, начальник, банкуй по новой, – после недолгой паузы прошептал парень.