Николай Леонов: Волчий билет

Чемодан, тренировочный костюм, кроссовки, носки, пачка разовых бритв, зубная щетка и мыло.

— Платон Викторович, выберите, пожалуйста, одеколон, — сказал громко Станислав, он явно получал от происходящего удовольствие.

Бизнесмен оглядел прилавок, взял лениво один флакон, отставил, взял другой, понюхал:

— Написано “Франция”, сделано в Жмеринке, — брезгливо сказал он.

Терпение Стаса кончилось, он наступил клиенту на ногу и тихо спросил:

— Хочешь по харе получить? Мы тебе, сука, жизнь спасаем, ты еще и выламываешься?

Платон втянул голову в плечи, прошептал:

— Я всем за все заплачу. Сколько скажете.

— Кто у тебя, падла, деньги возьмет? Молись, чтобы мы тебя благополучно до трапа доставили. Гуров сказал, что тебя уже ищут.

— Кто? Зудин? — обомлел Платон.

— Что же ты своих подельников так задешево продаешь? — скривился Стас. — Дешевка.

— Но меня ведь не могут вот так, в центре Москвы, просто убить. Я лично знаком...

— Воткни свое знакомство в задницу. — Крячко качнулся от мощного толчка Нестеренко.

Платона Сергеева взяли с двух сторон плотно под руки, вынесли из магазина, сунули в стоявший у тротуара замызганный “Москвич”. Сзади сел Станислав, за руль Нестеренко. Котов в “Волге” ехал позади.

— Теперь все зависит от того, сладится ли у Рябова: если нигде задержек не произойдет, так заяц выскочит. Авария задержит их часа на два, не меньше. А если аэропорты закрыть успеют, будем думать, — доносился из динамика голос Гурова.

— Если влетим в уже закрытый аэропорт, — сказал Стас, — тогда точно кранты. Шеф, может, не будем рисковать, спрячем его в Москве?

— Тогда рискуем мы, — ответил Гуров. — Инсценируют похищение и нас всех перестреляют. Необходимо рассчитать точно. По конторе байка прошла, мол, жена в больнице, а сам у бабы.

— У человека фантазия. А где “Мерседес”? — спросил Станислав.

— Уже за Кольцевой, до места аварии семь минут.

Полковник Мусин сидел у себя в кабинете, смотрел на телефонные аппараты завороженно. Стоило одному из них только звякнуть, как полковник схватил трубку.

— Слушаю.

— Докладывает Центральная. Машину видели в четырнадцать ноль пять на Садовом, остановили для проверки. Объект был в машине один, следовал в сторону площади Восстания. Через десять минут его остановили на Петровке. В машине один, сопровождение отсутствует. Объект сильно нервничал, направился к площади Дзержинского.

— Нет в Москве такой площади, мудак! — перебил Мусин. — Дальше.

— Сопровождения не замечено. У “Метрополя” объект вышел, “наружка” прибыла через пятнадцать минут. Объект замечен на переходе на Тверскую. Машина его оставалась у “Метрополя”. Пока все. Мусин позвонил генералу, доложил:

— Он крутится в центре города, но я бы на всякий случай перекрыл международные авиалинии.

— Основания? — спросил генерал.

— Без оснований... По приметам. На столе генерала включилась громкая связь дежурного по городу:

— На станции “Москва-Сортировочная” попал под маневренный паровоз “Мерседес-600” черного цвета. По предварительным данным, водитель находился в машине один. Личность установить невозможно, пока не доставят автоген. Городской номер машины совпадает с разыскиваемым.

Генерал отключил связь, пробормотал:

— “Москва-Сортировочная”, совсем сбрендил от страха. — Он набрал номер Мусина. — Слышал? Нам меньше работы. Теперь все внимание на шизофреничку.

Машину на железнодорожные пути поставил участковый Рябов, привлечение которого к операции получилось чисто случайно. Гуров давал задания оперативникам, и ему не хватало одного человека. Капитан уже закончил свой доклад по Тимоше и ушел, когда услышал, как Гуров сказал:

— Нужен еще один оперативник, да где его взять? Старший вернулся, молча смотрел на Гурова и ничего не говорил. И в фигуре, и в лице офицера чувствовалась надежность и упорство. Гуров глянул на него, прервал разговор и отвернулся.

— Мешаю? — лениво спросил капитан.

— Мешаешь, — согласился Гуров.

— Понимаю, чужой я, довериться трудно. — Рябов оправил голенище, закурил и сел на лежавшую рядом корягу. — Полагаете, я не кумекаю, о чем у вас разговор идет? Начали вроде с девчонки и ее напарницы, потом имя Тихона обронили. Я мужик простой, однако догадливый. А тебе, Лев Иванович, время, годы наши немалые совсем память отшибли. Да сказать, не поверится, четверть века минуло. Шашлычную на Пушкинской помнишь? Знаменитая шашлычная была...