Збигнев Сафьян: Грабители

— Вот скотина. — Она вытирала глаза платочком. — Ну, хорошо, был! Только я его не приглашала — он сам пришел. Мне нет до него никакого дела. Но что я могла? Копать яму?

— Хорошо, хорошо, — теперь Кортель стал мягче. — Девочка, одумайся! Ты обещаешь помочь Окольскому, знаешь, где он прячется…

Она молчала.

— Не знаю, сколько потребует прокурор, когда ты встанешь перед судом…

Снова слезы.

— Что я должна делать?

— Говорить правду. Адрес этого гаража дал тебе он?

Она кивнула.

— Я клянусь, не хотела… Он бросил на стол записку и убежал.

— Что ты сделала с ней, с этой запиской?

— Сожгла! — выкрикнула она. — Я даже уже не помню…

— Погоди. Кому ты говорила, где скрывается Окольский?

— Никому не говорила… Клянусь богом!

Кортель терял терпение.

— Снова ложь! Ты сама себя топишь. Ты дала адрес тому водителю.

— Какому водителю? — В ее голосе прозвучало искреннее удивление и недоумение.

— Не дурачься! Водителю такси за номером 243. Он отвез тебя на Зубковскую несколько дней назад…

— Клянусь!.. В последнее время я не ездила на такси. У меня плохо с деньгами…

— Вас видели. Могу зачитать показания свидетеля. Приехали и еще несколько минут провели в машине…

— Пан капитан, — это прозвучало как молитва, — я никогда не имела никаких дел с таксистами… Это была не я…

— Зачем ты дала ему адрес Окольского? Он что, просил об этом? Как давно вы знакомы? С чего начался разговор? Что он говорил об Окольском?

На Кортеля смотрели глаза девушки, хорошо знающей жизнь.

— Пан капитан, — сказала она тихо, — я должна признаться? Что вы хотите, чтобы я сказала? Я ничего не понимаю…

Он ударил кулаком по столу.

— Девочка, в каком мире ты живешь? Не надо признаваться в том, чего ты не совершила! Никто этого не требует и не имеет права требовать. Надо говорить правду…

— Я сказала, — подтвердила она с грустью, — а вы не верите. Что мне делать?

— Ты знаешь Антони Пущака?

— Первый раз слышу это имя.

Инспектор бросил на стол фотографию таксиста. Ту самую, что когда-то Пущак подарил Казимире Вашко.

— Вот этого субъекта?

— Никогда в жизни.

— Если это ложь, то последствия могут быть серьезными.

— Я понимаю, — прошептала она.

Так ничего и не добившись, Кортель отпустил Золотую Аню.

Он велел привести арестованного Антони Пущака. Инспектор еще не знал, в какую сторону повернуть этот допрос. Во всяком случае, не надо спешить с обвинениями.

— Как звали девушку, с которой видела вас жена?

Пущак пожал плечами.

— Вы же не собираетесь судить меня только за го, что у меня в машине была баба?

— Отвечайте на вопрос.

— Не знаю, — рявкнул Пущак. — Зачем вы меня мучаете? Я отвез ее на Зубковскую, денег не взял… О чем тут говорить? Вы сами понимаете… Договорился встретиться вчера в одиннадцать вечера на Зубковской около барака. Я приехал, но она не пришла… Когда возвращался, схватил штраф, ну и боялся, что меня моя… — он процедил грязное ругательство, — снова выследит.

— Говорите, что не пришла. Опишите, как она выглядит.

— Кого?

— Ну эту особу с Зубковской.

— Красивая блондинка. Волосы золотые. Высокая… Ноги — во всем свете не сыщешь… Юбка мини… Вы сами знаете…

— Имя?

— Она не сказала.

— Лжете, Пущак. Мы знаем больше, чем вы думаете. — Кортель бросил на стол несколько фотографий, среди них был снимок Золотой Ани. — Которая из них?

Пущак рассматривал их старательно и с напряжением.

— Здесь ее нет, — наконец выдавил он.

Кортель положил фотографии в ящик, оставив на столе фото Золотой Ани.

— Зачем вы ее покрываете, Пущак?

— Как перед богом…

— Зачем покрываете?

— В жизни не видал эту бабу.

— Пущак, ложь — худший метод защиты в вашей ситуации. Вчера в 11.30 вечера вас видели на Валу Медзешинском, — сочинял Кортель. — С Блот вы повернули на Фаленицу и вернулись в город по Гроховской.

На Кортеля смотрели испуганные глаза измученного человека.

— Пан инспектор, — едва проговорил он, — я ничего не сделал.

— Ничего? Почему же вы мыли автомобиль так рано? Кстати, на щите остались царапины. Вы сбили…

— Я не был на Валу! — крикнул Пущак. Он сорвался со стула и тут же снова плюхнулся на него, сломленный и не способный к защите. — Что вы хотите со мной сделать, люди? Я не виноват, — он заскулил как обиженный щенок, — в чем обвиняете?

— Я предъявляю вам обвинение, — сказал официально Кортель и велел увести обвиняемого.

Инспектор так устал, что с трудом приводил в порядок протокол допроса.